ИДЕАЛЬНАЯ ЗОНА

«Забытый эксперимент» братьев Стругацких



Там и звуки, и краски не те…
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются
в темноте...


Владимир Высоцкий. «Темнота»



Когда случилась авария на Чернобыльской атомной станции, то вскоре была установлена так называемая «Чернобыльская зона отчуждения» радиусом примерно в тридцать километров.

Причём вдруг выяснилось, что не конкретные обстоятельства аварии и её ликвидации, не политические реалии, а именно сам дух этого места был предсказан (или угадан) Аркадием и Борисом Стругацкими в повести «Пикник на обочине». Там, вследствие инопланетного воздействия, на Земле образовалось несколько аномальных зон, насыщенных странными предметами, нарушающими привычные законы физики. У Стругацких в «Пикнике» «Зона» часть выражения «Зона посещения». Чернобыльская зона почти мгновенно восприняла такое слово как «сталкер», использованное братьями-писателями в повести:

«— Вы, вероятно, имеете в виду сталкеров?

— Я не знаю, что это такое.

— Так у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда всё, что им удается найти. Это настоящая новая профессия»1. Нелегальные посещения Чернобыльской зоны стали наказываться по административному кодексу, а вынос предметов оттуда подлежал уголовному наказанию по статье 267-1 Уголовного кодекса Украины. При этом, судя по всему в зоне живут безо всякого разрешения несколько сотен человек (легально — около пяти тысяч человек персонала ЧАЭС), сейчас там создан радиационно-биосферный заповедник — это всё факты известные.

Слово «зона» в русском языке, однако, имеет другие, тюремные коннотации. Даль определял её всего лишь как «пояс земли, полоса земного шара вдоль равноденника (экватора)», но ХХ век превратил её в «Закрытая территория концлагеря, места заключения» — согласно современному словарю Ожегова и Шведовой.

Интересно другое — сам феномен «зоны» как «заколдованного места» чрезвычайно интересен людям, недаром поток туристов в Чернобыль и Припять только нарастает. Людям очень нравится смотреть на руины, а с другой стороны, прикоснуться к катастрофе. И то и другое — феномен общения со смертью и желание посетить зону сродни посещению старого кладбища. Именно там соединяются бренный человек и неумолимое вечное Время.

В «Пикнике на обочине» множество философских идей, недаром эту повесть растащили на цитаты. И эти фразы — не только реплики персонажей, но и детали страшного волшебного места. Артефакты зоны, энергетические батарейки, загадочный и опасный «ведьмин студень», странная «пустышка», ужасная «мясорубка», и, наконец, Золотой шар, исполняющий желания, который находится в самом труднодоступном месте зоны.

Этот набор обстоятельств был упрощён режиссёром Тарковским, у которого Золотой шар превратился в заброшенную комнату, страшные артефакты исчезли, никакой крови не льётся, и мир зоны превратился в фильм «Сталкер».

Но главное, вся эта конструкция удивительным образом вщёлкнулась в массовую культуру, потому что была нужна этой массовой культуре как хлеб, как воздух, как необходимая составляющая. Заброшенный замок превратился в заброшенный мир зоны.

Конечно, образ такой зоны уходит корнями в фольклор. Его фиксирует ещё Гоголь в «Заколдованном месте» (1832): «Осмотрелся — никого нет. “Нет, не любит, видно, чорт табаку!” продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. “Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось нюхать!” Стал копать — земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звукнуло. Выкидавши землю, увидел он котёл. “А, голубчик, вот где ты!” вскрикнул дед, подсовывая под него заступ. “А, голубчик, вот где ты!” запищал птичий нос, клюнувши котёл. Посторонился дед и выпустил заступ. “А, голубчик, вот где ты!” заблеяла баранья голова с верхушки дерева. “А, голубчик, вот где ты!” заревел медведь, высунувши из-за дерева своё рыло. Дрожь проняла деда. “Да тут страшно слово сказать!” проворчал он про себя. “Тут страшно слово сказать!” пискнул птичий нос. “Страшно слово сказать!” заблеяла баранья голова. “Слово сказать!» ревнул медведь. “Гм…» сказал дед, и сам перепугался. “Гм!” пропищал нос. “Гм!” проблеял баран. “Гум!” заревел медведь. Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! и чудится деду, что из-за неё мигает какая-то харя: у! у! нос — как мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и ещё и язык высунула, и дразнит! «Чорт с тобою!» сказал дед, бросив котёл. “На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа!” и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что всё было по-прежнему. “Это только пугает нечистая сила!” Принялся снова за котёл — нет, тяжёл! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками: “ну, разом, разом! ещё, ещё!” и вытащил! “Ух! Теперь понюхать табаку!” Достал рожок; прежде однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, доказываются уши, наливаются красные глаза, ноздри раздулись, нос поморщился, и вот, так и собирается чихнуть. «Нет, не понюхаю табаку!» подумал дед, спрятавши рожок: “опять заплюёт сатана очи!” Схватил скорее котёл и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам… «Ай! ай, ай!» покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевёл немного дух»2.

Тут у Гоголя присутствует знакомая нам схема — особое место, территория неожиданностей, клад-хабар, который оборачивается чем-то другим, таинственные обитатели, невозможность выбраться из заколдованного места и, наконец, его неистребимость: «Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали её у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдёт такое, что и разобрать нельзя: арбуз — не арбуз, тыква — не тыква, огурец — не огурец… чорт знает, что такое!»3.

Вот какова хронология этого образа. Согласно легенде, братья Стругацкие на прогулке в дачной местности видят следы пикника, и один из них произносит: «Интересно, как этот мусор выглядит с точки зрения муравьёв». В 1971 году повесть о точке зрения муравьёв закончена и в 1972-м публикуется в журнале «Аврора», в 1979 году снят фильм «Сталкер», в 1986 происходит авария на ЧАЭС, в 2007 году создана компьютерная игра S.T.A.L.K.E.R., а потом и бесконечная серия новеллизаций, полной мутантов, бравых охотников на мутантов и разных хтонических чудес.

Но тут не хватает одной даты — 1959 года.

В этом далёком году братья Стругацкие создают совершенный в своём роде рассказ «Забытый эксперимент». В нём двадцать страниц (для сравнения — в «Пикнике на обочине» примерно 180).

Сюжет его вкратце таков: отдалённое будущее, три исследователя посланы в сибирскую тайгу на «танке высшей защиты», средстве передвижения по планетам с агрессивной средой. Он, кстати, называется «Тестудо», то есть «черепаха». Сорок восемь лет назад там произошёл взрыв, уничтоживший физическую лабораторию и мезонный ускоритель. Вокруг места аварии учредили особую зону с радиусом в двести километров. Экспозиция вполне в духе нуар, под проливным дождём, ночью к ограждению ещё непонятной Зоны подъезжает огромный вездеход. В его экипаже трое — два физика и водитель. Они останавливаются на биостанции на ночь, выпустив кибернетических разведчиков, своего рода сухопутных дронов для прокладки пути. Гости разговаривают с биологом, причём тут читателя вводят в курс того, что всё внутри зоны аномально. В кустах дико орёт кабан-мутант, пришедший «с той стороны». Лягушки-мутанты орут так же страшно (их читатель не видит, как и филина, который по намёкам биолога, звучит не менее страшно. Из необычных существ с той стороны, в повествование вводится комар, который жалит водителя танка так, что лицо его опухает. Известно, что медведи внутри Зоны вымерли, а все остальные животные преобразились. Потом, уже внутри зоны герои увидят лося: «Беркут не сразу понял, что это лось. У животного было тело лося, но не было его горделивой осанки: ноги искривлены, голова гнулась к земле под чудовищной грудой роговых наростов. У лося вообще очень тяжелые рога, но у этого на голове росло целое дерево, и шея не выдерживала многопудовой тяжести… У лося не было глаз. Вместо глаз белела скользкая плесень»4.

Собственно, на этом оканчивается представленный зоологический ряд, хотя биолог говорит: «вот прошлым месяцем сотни дьявольских уродов вдруг средь бела дня устремились прямо на шлагбаум. Зрелище не для слабонервных. Мы выловили несколько штук, остальных отпугнули ракетами. Не знаю уж, от чего они спасались: от вспышек, от голубого тумана или еще от чего-нибудь… Вероятно, от голубого тумана. Думаю, в конце концов они все вымрут. И комаров здесь за последние месяцы стало больше. И птиц, и лягушек»5.

Танк въезжает в Зону, хотя киберразведчики не привезли никакой информации, а плёнка на их фотоаппаратах засвечена. (В этом тексте много простительных анахронизмов — не только фотоплёнка на совершенных космических аппаратах, но и то, что люди будущего курят вовсю и пьют коньяк на боевом задании)6. Кстати, внимательный читатель, а особенно любитель творчества Стругацких, легко заметит в тексте образы-кирпичики, которые потом встанут в другие конструкции — например, это путешествие на мирном танке напоминает рейд героев «Обитаемого острова» на разоружённой самоходке среди руин другой планеты.

Итак, благодаря мужеству водителя троица достигает эпицентра катастрофы, и, надев скафандры, двое учёных спускаются в подземное сооружение. Не рассчитав свои силы, они застревают там, и их опять спасает водитель.

После чего наступает момент истины. Водителю, наконец, рассказывают, в чём дело. А дело в том, что взрыв на самом деле не уничтожил экспериментальную установку, и она продолжает производить энергию из самого времени: «Семьдесят лет назад по решению Всемирного Ученого Совета были заложены и пущены в порядке эксперимента четыре такие системы, четыре псевдовечных двигателя, “двигатели времени”. Один на Луне — в кратере Буллиальд, и три на Земле — на Амазонке, в Антарктиде и здесь, в тайге»7.

В «Пикнике на обочине» «…все шесть Зон Посещения располагаются на поверхности нашей планеты так, словно кто-то дал по Земле шесть выстрелов из пистолета, расположенного где-то на линии Земля-Денеб. Денеб — это альфа созвездия Лебедя, а точка на небесном своде, из которой, так сказать, стреляли, и называется радиантом Пильмана»8. — это тоже объяснение физика.

Но физики, придуманные в 1959 году, продолжают объяснять своему водителю: «Потом какой-то “умник в Ученом Совете” предложил отдать готовую строительную площадку в тайге под телемеханическую мезонную лабораторию. Предложение приняли, лабораторию построили, и сорок восемь лет назад она взлетела на воздух. Деятельность лаборатории, разумеется, не имела никакого отношения к “двигателю времени”, но двигатель сочли разрушенным, потому что разрушения были действительно очень велики. Проникнуть на территорию, где размещалась опытная установка, оказалось невозможно, да и не было, казалось, надобности. Внимание исследователей сосредоточилось на остальных трех системах, и эксперимент в тайге был забыт. Но двигатель уцелел. Он работал, выжимал энергию “из времени»”, накапливал её и вот четыре месяца назад выбросил первую порцию»9.

Водителю (как и читателю) аномалии Зоны объясняют вполне доходчиво: «энергия выделяется в виде протоматерии — неквантованной основы всех частиц и полей. Потом протоматерия самопроизвольно квантуется — во-первых, на частицы и античастицы, во-вторых, на электромагнитные поля. Так вот, та часть протоматерии, которая не успела проквантоваться, может вступать во взаимодействие с ядрами и электронами окружающей среды. Так, возможно, возникает этот голубой туман. Эта протоматерия должна проникать всюду, для неё нет преград, и она воздействует на приборы, на киберов, как вы их называете, и на наши организмы»10.

Кончается это всё довольно оптимистически, как и должно кончатся: «Конец простой: пришёл тягач, и там был трос, и там был врач, и МАЗ попал, куда положено ему». Прилетают стальные птицы, из них выходят учёные, выгружаются нужные механизмы. Забытый эксперимент возвращается на службу человечеству. Всё будет хорошо, и космические корабли полетят на могучей тяге времени.

Это ведь 1959 год, скоро Никита Хрущёв провозгласит близость и доступность коммунизма.

Ещё одной характерной приметой времени там реплики героев о том, что фон по краям зоны 15 рентген в час — «сущие пустяки». Время постчернобыльской радиофобии ещё не пришло, и уже 25 рентген в эпицентре не кажется героям чем-то страшным.

При внимательном чтении «Забытого эксперимента» читатель, во-первых, может извлечь из него «протоматерию» множества фантастических конструкций, развитых потом не только самими братьями-фантастами, но и вообще писателями этого направления. Во-вторых, мы можем понять эволюцию самого образа Зоны в культуре.

Зона состоит из нескольких очевидных элементов: ограждения (то есть это отгороженный от остального мира участок), ещё одного элемента — мутантов (Нет ничего более знакового для современной массовой культуры, чем мутанты. Опыт существования Чернобыльской зоны говорит, что таких страшных мутаций, что будоражат человеческое воображение, там нет. Не говоря уж о том, что честный обыватель не делает большой разницы между уродами и мутантами. А все мы — продукт определённых мутаций, кстати), и третьего элемента — необычного поведения вещей. В «Пикнике на обочине» предметы одновременно таят в себе опасность и имеют купеческую ценность. Сталкер — будто вор среди гробниц: с одной стороны бремя проклятия, с другой — радость обладания забытым и бесхозным сокровищем.

Но дело не только в этом. Стругацкие написали своего рода идеальный рассказ.

Из него, как из морозоустойчивого саженца, всякий продолжатель этого сюжета может вырастить свой роман. Отгороженный мир, мутанты, нарушения каких-то физических законов, и герои, которые посещая этот загон цивилизации, преображаются, но могут вернуться живыми. Если они всенепременно погибают, то никакого удовольствия автору или читателю не будет. Чем-то это похоже на общественное заблуждение о том, что герой, попав на войну и выжив, обязательно приобретает новые, лучшие свойства. Примерно такое же романтическое свойство было у героев, вернувшихся с другой Зоны — начиная с Эдмона Дантеса.

Солженицын полемизировал с Шаламовым «Шаламов говорит: духовно обеднены все, кто сидел в лагерях. А я как вспомню или как встречу бывшего лагерника — так личность»11. Сталкеры, вернувшиеся из Зоны посещения, будто прокляты: сами они болеют, дети их рождаются мутантами, но массовая культура, используя потом этот сюжет Стругацких, превратила сталкеров в романтических героев, будто разведчиков, вернувшихся с холода. Настоящие мужчины, будто воины Постапокалипсиса. Собственно, пространство Зоны и стало для современных фантастов пространством карманного Постапокалипсиса, катастрофой прет-а-порте. Братья-писатели, конечно, в этом не повинны, это, скорее, индикатор того, что зона, придуманная ими в 1959 году, окончательно встроилась в современную культуру.

 


    посещений 181