СВОДКИ
В течение 19 октября на всех направлениях фронта продолжались бои.
Особенно упорные бои шли на МОЖАЙСКОМ и МАЛОЯРОСЛАВЕЦКОМ направлениях. Отбито несколько ожесточённых атак немецко-фашистских войск. За 18 октября уничтожено 38 немецких самолётов. Наши потери — 17 самолётов.
Сводка Совинформбюро. Вечернее сообщение 19 октября 1941 года.
- Друг мой, настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи.
Фёдор Достоевский, «Бесы»
Много лет назад, в преддверии очередной годовщины победы в Отечественной войне, меня заинтересовал бум вокруг сводок Совинформбюро. Название этой организации, не спорю, красивое, да только загадочен механизм, согласно которому его сводки той, да и другими вёснами, звучали из каждого утюга.
Несколько телевизионных каналов читало эти сводки странными голосами, пародирующими Левитана, не унималось радио, и даже в мобильном телефоне появилась странная услуга: послушать сводку на сегодняшний день, правда, только 1945 года издания. Это, кстати, особое свойство: сводки Совинформбюро начинают припоминать с Нового года, в тот момент, когда Красная Армия дерётся в Европе.
Тексты эти, безусловно, исторический документ — и документ очень важный. Они интересны во многом: и в области истории риторических конструкций, и в том, как соотносятся потери врага и собственные потери. Но к действительности эти сводки имеют весьма опосредованное отношение.
В 1945 они несколько ближе к истине, чем сводки, скажем, летом 1942 года, но всё равно: каждая их строка — инструмент пропаганды, что тогда было совершенно нормально.
Более этого, сводки Совинформбюро (как и сводки Министерства пропаганды Германии, и BBC в Англии) — это специальный литературный жанр.
На основе этого жанра Оруэллом уже после победы над врагом был создан целый роман, называвшийся «1984». Впрочем, всякий знает, о чём он.
Жанр пропаганды (особенно винтажной) — очень сложный предмет.
Речь, конечно, не о том, чтобы сделать досужий вывод о том, что сводки Совинформбюро отличаются от реальности. Для этого много ума не надо, как и то, что BBC с Die Deutsche Wochenschau не пример точной описи действительности. Даже сводки союзников, что были куда дальше, и о(т)сранены (в смысле этого термина у формалистов) от театра военных действий, вовсе не точное описание событий.
Чтобы сделать этот простой вывод, не надо ничего сравнивать.
Можно, конечно, проделать фундаментальный труд: произвести сличение некоторой восстановленной реальности из воспоминаний (немецких вкупе с отечественными), донесений на уровне полков и дивизий, затем обмена информацией на уровне армий и фронтов и того, как докладывалось всё это в Ставке Верховного главнокомандования, с обратным движением поршня — составлением тех самых сводок Совинформбюро, коррекция их военной цензурой и ГлавПУРом (мало кто писал о том, как это всё происходило).
И, наконец, привести окончательный текст, вкупе с реакцией на него бойцов и штатских граждан.
Там множество частных вопросов — то, как редактировались эти сводки перед поступлением к современному им потребителю? Как отбиралась та или иная строка с перечислением взятых городов и трофейных танков? Ведь там был огромный вал информации, часть из которого человеку нынешнего времени просто неясна, а то и абсурдна. Тогда была очевидна полезность бодрых сводок во время поражений и отступления, а достань их сейчас из копилки без объяснений, кто-то подумает про себя: «Срамота». Ну и, по понятной причине, как сказано выше, сейчас в медиа цитируются бодрые сводки весны 1945-го, а не тревожные 1942-го.
Но для исследователя — это задача интересная. Из неё можно вывести множество полезных заключений о стиле эпохи, значении определённых слов и оборотов, работе формальных и внутренних цензоров. Наконец, можно понять, как работала система трансляции информации в СССР. Но это задача не научной группы даже, а целого института.
А так-то, что — взял цитату из газеты, сличил с фрагментом воспоминаний Жукова, три клика в Сети — и сделал вывод, что в июле 1941 года управление на многих участках фронта потеряно, а система информации сбоила. Но для этого можно и вовсе, с некоторой экономией времени, прочитать роман Константина Симонова «Живые и мёртвые» и этим ограничиться. Всё равно понятно, что Сталин в своей знаменитой речи 3 июля 1941 года говорит не совсем правду, когда сообщает: «...лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения»1.
Восстановление реальности всегда занятие увлекательное. К примеру, можно через сто лет рассказывать людям о советском человеке на примере мозаичных панно «Покорители БАМа» и «Мы строим коммунизм». Мне эта идея кажется неплохой, но с одной оговоркой — я-то знаю, какую функцию эти панно имели в семидесятых, как относились к ним люди, каков, говоря церковным языком, был «канон» изображений.
Более того, я знаю, что у стоящего слева в руке спутник, а не кофеварка, почему один человек в фартуке, а другой — в очках.
Я помню этот язык — ведь в иконописи тоже масса знаков: важно, как сложены руки у Богоматери, каков цвет одежды и куда наклонена голова.
Но всегда появятся ещё обиженные — типа: нам говорили, что все советские люди такие замечательные, но без сисек. А оказывается, сиськи тоже были.
Есть хороший исторический пример — это так называемые афишки московского генерал-губернатора Ростопчина. Этот генерал-губернатор давно пробовал себя в литературе, и вот, в тяжкую годину испытаний и нашествия двунадесять языков, решил обращаться к простым людям на народном языке, и писал, что, дескать, французов жидконогих крестьянин на вилы, играючись, поднимает. А потом как-то так вышло, что Москва французу отдана, и Отечественная война шла вовсе не играючись, а в озлоблении и разорениях.
Эти «афишки» сперва вроде успокаивали обывателя, а потом не только обыватели, но и аристократия, вспоминали о них с презрением и автора особо не жаловали.
Это касается не только войны.
Вот, например, что случилось с корпусом книг Солженицына: «Архипелаг ГУЛАГ» писался из тех соображений, что чёрт с ней, с точностью и достоверностью, главное — завалить тоталитарную систему или хотя бы заставить людей в ней сомневаться. А как цель оказалась достигнута, то начались споры о десяти миллионах расстрелянных и шестидесяти — сидельцев. Споры эти разрослись в умах, и теперь все сомневаются во всём — одни в том, что сидельцев шестьдесят миллионов, а не сто, другие — что они вообще были. Вышли разброд, шатания и прочее общественное безумие. У хорошего детского писателя Сахарнова есть короткий рассказ о морском петухе-тригле. Там рыбы посылают ласкиря посмотреть на новую рыбу, и тот рассказывает много диковин, но рыбы не верят:
«Видит — не убедил.
— Ах, да, — говорит, — чёрное пятнышко посередине!
Ну, раз даже пятнышко заметил, значит, видел!
Отправились все к незнакомой рыбе.
Нашли. Назвалась она морским петухом-триглой.
Смотрят — верно: спина у неё бурая, брюхо жёлтое, плавники синие с золотом, глаза голубые.
Правду говорил ласкирь.
А шипы? Есть шипы. Прошлась тригла на них.
И это правда.
А голос?
И голос есть. Заскрипела, заверещала так, что все отскочили.
И тут ласкирь прав.
Вон и хвост такой, как он говорил, — обыкновенный, лопаточкой... Э-э, а чёрного пятнышка-то нет!
Обрадовались рыбы, крабы. Схватили ласкиря и учинили ему трёпку. Не ври! Не ври!
И зачем он сгоряча это пятнышко выдумал?..
Много ли нужно добавить к правде, чтобы получилась ложь?
Не много — одно пятнышко»2.
То есть тактический выигрыш всегда оборачивается стратегическим проигрышем, если не предпринять специальных разъяснительных мер или вовсе пустить дело на самотёк.
Сводки — это выдуманная история.
Вопрос в том, понимали ли зрители или потребители приснопамятной телефонной услуги, какой интересный феномен жужжит им в ухо.
Мне скажут, что современная трансляция сводок Совинформбюро построена не на исторической реальности, а на той именно, в которую хотят вернуться их слушатели. Так-то оно так, но это верно для случая тщательно отобранных сводок в фильме «Семнадцать мгновений весны» или в эпопее фильме «Солдаты свободы» (кто-нибудь ведь помнит этот эпический фильм), но если каждый день поставлять к столу обывателя оригиналы (а их так просто не отредактируешь, всё равно что-нибудь странное вылезет), то недолго и до конфузов.
Сначала — ничего, а потом — страшновато. Это это особый язык, который нормальный советский человек умел считывать. Даже в 1945 году, когда случился известный прорыв немцев в Венгрии*, по сводкам можно было понять, — что-то пошло не так легко, как казалось, и происходит что-то серьёзное. Хотя, нет — всё это было устроено жёстко, и недаром Наполеон из анекдота говорил: «Если бы у меня была такая газета, как „Правда“, никто бы не узнал, что я проиграл при Ватерлоо».
Кстати, именно о Наполеоне и сводках того времени есть другой известный анекдот, пересказанный, впрочем, серьёзным историком.
В марте 1815 года Наполеон бежал с острова Эльба. Сперва он с небольшим отрядом высадился во Франции, а потом совершил марш на Париж. «Правительственная и близкая к правящим сферам парижская пресса от крайней самоуверенности перешла к полному упадку духа и нескрываемому страху. Типичной для её поведения в эти дни была строгая последовательность эпитетов, прилагавшихся к Наполеону по мере его наступательного движения от юга к северу. Первое известие: „Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан“ Второе известие: „Людоед идет к Грассу“. Третье известие: „Узурпатор вошёл в Гренобль“. Четвёртое известие: „Бонапарт занял Лион“. Пятое известие: „Наполеон приближается к Фонтенебло“. Шестое известие: „Его императорское величество ожидается сегодня в своём верном Париже“»3.
История с цитатой из Тарле куда интереснее, чем могла показаться. Иногда считается, что этот пассаж о парижских газетах выдуман. Есть версия, что Тарле взял этот анекдот у Александра Дюма «Год во Флоренции» (Une Année à Florence), или у Жака Огюста Симона Коллена де Планси «Анекдоты XIX века» (1821). Читатели оригиналтных французских газет замечают, что последовательное драматическое превращение сторонников реставрированной монархии в верноподданных Наполеона в очерке Дюма несколько гиперболизировано, но имело место. При этом Остап Кармоди пишет об оцифрованных номерах Le Moniteur: «Заголовков, цитируемых Дюма или Тарле в газете нет, потому что там нет вообще никаких заголовков. Вероятно, тогда заголовки ещё не изобрели». Превращение происходит не постепенно (что составляет соль исторического анекдота), а уже после бегства короля. Иначе говоря: «…если Дюма не перепутал газету, то он, с одной стороны, сильно приукрасил факты, но с другой более-менее верно передал общий дух публикаций».
Евгений Шварц в своей знаменитой пьесе «Драконе» пародирует фронтовые сводки:
«Генрих. Слушайте коммюнике городского самоуправления. Бой близится к концу. Противник потерял меч. Копье его сломано. В ковре-самолете обнаружена моль, которая с невиданной быстротой уничтожает летные силы врага. Оторвавшись от своих баз, противник не может добыть нафталина и ловит моль, хлопая ладонями, что лишает его необходимой маневренности. Господин дракон не уничтожает врага только из любви к войне. Он ещё не насытился подвигами и не налюбовался чудесами собственной храбрости.
«Генрих. Слушайте коммюнике городского самоуправления. Обессиленный Ланцелот потерял всё и частично захвачен в плен.
Мальчик Как частично?
Генрих. А так. Это — военная тайна. Остальные его части беспорядочно сопротивляются. Между прочим, господин дракон освободил от военной службы по болезни одну свою голову, с зачислением её в резерв первой очереди» 4.
«Генрих. Слушайте обзор происходящих событий. Заглавие: почему два, в сущности, больше, чем три? Две головы сидят на двух шеях. Получается четыре. Так. А кроме того, сидят они несокрушимо…
Вторая голова Дракона с грохотом валится на площадь
Обзор откладывается по техническим причинам. Слушайте коммюнике. Боевые действия развиваются согласно планам, составленным господином драконом».
«Генрих. Прослушайте обзор событий! <…> Итак, я начинаю. Един бог, едино солнце, едина луна, едина голова на плечах у нашего повелителя. Иметь всего одну голову — это человечно, это гуманно в высшем смысле этого слова. Кроме того, это крайне удобно и в чисто военном отношении. Это сильно сокращает фронт. Оборонять одну голову втрое легче, чем три»5.
Можно представить себе эти сводки в немецком исполнении декабря 1941 года (или весны 1945-го), а также Левитана – летом 1942-го, а можно и в эфирной сетке ВВС.
Так было и будет всегда.
Сводки с фронтов всегда остаются сложной системой увязывания разных указаний, общественных потребностей и прочих пожеланий.
Короче говоря, военные сводки Совинформбюро — очень хитрый инструмент, что-то типа микрометра, я бы его обычным людям, то есть потомкам, не замутнённым историческим знанием, без комментариев не доверил бы.
Ну а современные сводки в тумане войны – совсем особое дело. Собственно, на эту тему написано много книг, и, в частности, о том, как описывают потери, – свои и врагов, как называют своих и чужих при этом. Гораздо вернее и эстетичнее, если бы диктор говорил: «Сегодня мы убили сто людей. А у нас убили пятьдесят людей».
Кстати, само Совинформбюро просуществовало до 1961 года, чтобы превратиться в Агентство печати «Новости», потом и оно как-то ещё трансформировалось, но это уже неважно.