СТАЯ
Малыш был частью Свободного Народа, и Свободный Народ считал его своим.
Он кричал «Волки! Волки!» в ночную тьму, и в ответ повсюду зажигались жёлтые глаза его братьев. Он кричал «Во-о-олки-и!», и не было случая, чтобы они не пришли.
Большой бурый медведь с опилками в голове учил его жизни ― от одного сезона дождей до другого.
Розовая пантера на его глазах убила буйвола за пять минут и научила его смерти. Впрочем, медведь зато научил его Языку Джунглей, Закону Джунглей и узелковому письму.
На этом братья-волки сочли его образование оконченным.
Малыш носился со своими серыми братьями по тропинкам и читал птичий и звериный помёт, как букварь.
Больше всего Малышу нравилось пить свежую кровь, которая ещё дымилась и насыщала на весь день. Особенно вкусной она была в час полной луны, когда кровь и жёлтый круг в небе делали тело Малыша невесомым, а движения ― стремительными.
Тогда он всю ночь мчался по джунглям, пока небо не вспыхивало розовым, а Луна не пряталась среди гор.
Однажды Малыш съел обезьяну. Когда он укусил её за шею, она смешно вскинула руки и что-то забормотала на Языке Джунглей. Но, видно, пришёл её час ― жизнь её была коротка, а обезьяна была так беспечна, и никто в нужный момент не сказал ей: «Берегись!»
И эта обезьяна, как и многие другие существа, стала с Малышом одной крови ― кровь эта текла по его лицу, и братья-волки с уважением глядели на мальчика.
«С волками жить ― по-волчьи выть, ― сказал тогда Медведь с опилками в голове. ― Всё равно, доброй охоты тебе, Малыш. Не ты, так тебя».
Он был философ, этот медведь.
Все джунгли знали Малыша: вот он, Серенький Волчок, придёт и схватит за бочок, и Малыш приходил, хватал, тащил ― за бочок, во лесок, туда, под куст, туда, откуда никто не возвращался.
Как-то раз, прогуливаясь среди скал, он услышал стрёкот в небе. Этот звук был необычным, тревожным, и братья его заскулили, прижав уши.
Шерсть их встала дыбом, но Малыш ничего не боялся.
Вдруг со стороны Сухого Ручья раздался треск деревьев. Стрёкот утих, и что-то большое упало в джунгли с неба ― так в облаках дыма и огня падали с неба каменные яйца. Эту картину он видел на стенах полуразрушенного храма, опутанного лианами и обросшего мочалой.
Барельефы на стенах храма изображали таких же двуногих, как и он, но Малышу всё равно больше нравилось бегать на четвереньках.
Добравшись до Сухого Ручья, он осмотрелся.
На большой поляне он увидел треснувшую скорлупу механизма, сквозь который пророс Красный Цветок. Прямо перед ним воткнулся в землю погнутый пропеллер, а поодаль лежал толстый человек с окровавленным лицом.
Человек тянул к нему руки.
― Слава Богу, ― шептал он. ― Мальчик, иди сюда... Подойди к дяде Карлсону, мальчик… Мальчик, помоги, мальчик, сюда, сюда, слава Богу, а то тут волки повсюду, каждый кустик рычит, страшно, ты сам голодный, наверное, я тебе варенья дам, тефтели у меня в банке есть, ты вот тефтели, поди, не ел никогда, а, мальчик?..
Малыш сразу понял, что кинжал не понадобится.
Он осторожно, чтобы не спугнуть, оскалился, зарычал перед атакой, как требовал того обычай.
И стал готовиться к прыжку.