СЛОВО О ЛЕОНИДЕ СОБОЛЕВЕ

(морская душа)

Леонид Сергеевич Соболев (1898 — 1971)

Флирты мгновенны, романы молниеносны, отблеск моря лежит на гладком сукне сюртуков и ослепительных уголках воротничков, — море не ждёт, море торопит ловить жизнь, радость и женщин. Пусть это море рядом, пусть нет из него выхода в океаны, пусть давно забыл российский флот кругосветные трехгодичные плавания и корабли стоят на рейде, как стояли летом и будут стоять весной, но море зовёт, море торопит, вино подогревает романтические мечты, и женщины влюбляются в моряков, и моряки влюбляются в женщин, как будто эскадра утром уходит в океан.

Леонид Соболев. «Капитальный ремонт»

Писатель Соболев был дворянином. Казалось бы, это неприятное обстоятельство, особенно для живущего в Советской России в первой половине ХХ века. Однако ж Леонид Сергеевич, литературный чиновник высших рангов, Герой Социалистического труда (1968), депутат Верховного совета и многих орденов кавалер, прожил 72 года в богатстве (по советским меркам) и почёте. При этом он всю свою карьеру оставался беспартийным. А начинал Леонид Соболев свою взрослую жизнь с того, что, окончив Морской кадетский корпус, попал на Балтийский флот, участвовал в боях, а в итоге оказался на стороне красных. До 1931 года он служил штурманом, а потом начальствовал в ЛОКАФ – литературном объединении Красной армии и флота.

В 1932 году он написал прекрасный (без всякого преувеличения) роман «Капитальный ремонт» — о русском императорском флоте накануне революции. Роман этот остался недописанным, но всё равно – всё что Соболев писал потом, было связано с морем. Его так и звали – писатель-маринист.

Многие люди называли его обаятельным – например, Рюрик Ивнев, который поразил Соболева, бывшего главой писательского союза РСФСР, тем, что ничего не попросил у литературного генерала. «Как ни истаскано слово «обаятельный», но бывают случаи, когда без него нельзя обойтись. Только оно может дать полное представление об образе Леонида Соболева, талантливого писателя и неутомимого общественного деятеля <…> У Леонида Соболева был большой талант писателя, и он сочетался с нежным и благородным сердцем, отданным людям»1. В промежутке между этими фразами поэт Ивнев елейно рассказывает о своём общении с Соболевым. И он прав в том, что у Соболева был большой писательский талант. Был.

Не сговариваясь с Ивневым, Геннадий Гусев2. вспоминал: «Красивый, высокий, талантливый русский человек. <…> Когда в 1968 году, придя в аппарат ЦК КПСС, я познакомился с этим красивым, добродушным и крепким человеком, я был просто очарован»3. Дальше Гусев рассказывает совершенно прекрасную историю: «Леонид Сергеевич взял на себя крайне неблагодарную и по тем временам неблагородную миссию провести в жизнь решение ЦК КПСС об исключении Солженицына из членов Союза писателей России. Леонид Сергеевич очень глубоко и точно разгадал Солженицына, определив его деятельность как “антикоммунистическую суету, за которой может наступить развал и распад великого государства”. Мне тогда это определение показалось странным, ведь можно сказать “антикоммунистические убеждения, воззрения, намеки”, тем более за тридцать лет предсказать распад страны — на это не был способен и Суслов. Именно на этом строил своё очень взволнованное выступление Соболев, когда произносил свою речь против Солженицына. Он очень переживал, дважды выходил, чтобы выпить для бодрости рюмку коньяку. Говорил: “Мне сейчас должны позвонить…” — и выходил, потом возвращался повеселевшим. Он знал, что становится афронт ко всей ещё молчаливой оппозиционной интеллигенции, я не говорю о Западе — тут ясно, что Соболев сразу превращался в советский жупел, “рабски преданного Центральному комитету проводника идей” и т.п. Он поставил на карту то, что не покупается за деньги, — имя и авторитет писателя — не потому, что этого хотели Суслов, Шауро, Беляев и даже Леонид Ильич Брежнев. Он как председатель СП РСФСР знал, что так ему велит Россия»4.

Всё это черты обычного советского литературного руководителя середины ХХ века. Необычное тут только то, что «Капитальный ремонт» — действительно очень талантливый роман.

В 1934 году на Первом Всесоюзном съезде советских писателей Соболев произнёс знаменитую фразу: «Партия и правительство дали советскому писателю решительно всё. Они отняли у него только одно — право плохо писать»5 Горький повторил слова Соболева, продолжив мысль: «Отлично сказано! К этому следует прибавить, что партия и правительство отнимают у нас и право командовать друг другом, предоставляя право учить друг друга. Учить — значит взаимно делиться опытом. Только это. Только это, и не больше этого».

Руководствуясь этим, Соболев перестал писать вообще. Услышав про это, товарищ Сталин согласился и даже выдал Соболеву индульгенцию. Он написал Ставскому:

«Тов. Ставский!

Обратите внимание на т. Соболева. Он, бесспорно, крупный талант (судя по его книге «Капитальный ремонт»). Он, как видно из его письма, капризен и неровен (не признает «оглобли»). Но эти свойства, по-моему, присущи всем крупным литературным талантам (может быть, за немногими исключениями).

Не надо обязывать его написать вторую книгу «Капитального ремонта». Такая обязанность ниоткуда не вытекает. Не надо обязывать его написать о колхозах или Магнитогорске. Нельзя писать о таких вещах по обязанности.

Пусть пишет, что хочет и когда хочет.

Словом, дайте ему перебеситься... И поберегите его.

Привет!

И. Сталин»6

Писатель Конецкий считал, что именно Соболев (вместе со Всеволодом Вишневским) привели к гибели писателя Колбасьева. Кстати, как раз «Оптимистическая трагедия» крепко сделанный текст, как и многие первые книги и пьесы будущих литературных начальников. Но беда писателей такого рода в том, что все они ярко начинали, а потом их съела административная карьера, и литературные чернила кончились. Что мы знаем о Вишневском в послевоенные годы? Ничего: он ну написал пьесу «Незабываемый 1919-й» — так это очень плохо сделано, хоть и закономерно получило Сталинскую премию в 1950 году. Не очень понятны конкретные обстоятельства, что сгубили Колбасьева (тогда можно было сгинуть и за так), а вот что Соболев был одними из тех, кто травил его с трибуны, — это точно.

Впрочем, Соболев воспользовался отнятым у него правом, выпустив во время войны сборник рассказов «Морская душа». Это нормальная агитационная книга, к несчастью, дурно написанная. В ней исчез дух «Капитального ремонта», «Рождения командира» и даже рассказов от лица капитана третьего ранга Кирдяги. «Морская душа», впрочем, много десятилетий была обязательным школьным чтением, и действие её на неокрепшие умы ужасно: часто человек выбирает патриотизм вместо эстетического чувства. Но эти два чувства можно совмещать, что показал нам Пушкин и множество других писателей. А вот военная книга Соболева вот это как раз тот случай, когда патриотическое начисто отметает эстетическое и замещает художественное газетным стилем.

Есть другой, как говорится, «человеческий документ необычайной силы. Это письмо подруги (их брак не был зарегистрирован) Ольги Михальцевой самому Сталину. Письмо это отражает если не безумие самого Соболева, то безумие его жены. Она писала о творческом кризисе своего мужа (это бессвязный вопль, и непонятно, что мог подумать вождь, читая «Если бы не его исключительный, светлый талант, создавший единственную в своем роде, неувядаемую книгу “Капитальный Ремонт”, первый том новых “Войны и Мира”, которая может и должна быть дописана им, я никогда не посмела бы обращаться к Вам»)7.

От следующего вождя, оказалось, нужен только гараж. Соболев при Хрущеве стал председателем Союза Писателей РСФСР. Особой любви среди коллег это ему не принесло, да он, такое впечатление, её и не ждал.

Никита Сергеевич, устроив знаменитые встречи с творческой интеллигенцией, вёл там себя совершенно бестолково и то и дело впадал в беспричинный гнев. В частности, с чего-то начал орать на Маргариту Алигер. Владимир Тендряков вспоминал об этом так: «…Алигер — человек умеренных взглядов, автор правоверных стихов, в мыслях никогда не допускавшая недоброжелательности к правительству, — стояла перед разъяренным багроволицым главой могущественного в мире государства и робко, тонким девичьим голосом пыталась возражать. Но Хрущев обрывал ее:

— Лжёте! Не верю таким коммунистам! Вот беспартийному Соболеву верю!..

Осанистый Соболев, бывший дворянин, выпускник Петербургского кадетского корпуса, автор известного романа «Капитальный ремонт», усердно вскакивал, услужливо выкрикивал:

— Верно, Никита Сергеевич! Верно! Нельзя им верить!

Хрущев свирепо неистовствовал, все съежились и замерли, а в это время набежали тучи, загремел гром, хлынул бурный ливень. Ей-ей, сам господь бог решил принять участие в разыгрывавшейся трагедии, неизобретательно прибегая к избитым драматическим приемам <…> А гром не переставал греметь, а ливень хлестал, и Хрущев неистовствовал:

— Прикидываетесь друзьями! Пакостите за спиной! О буржуазной демократии мечтаете! Не верю вам!..

Хрупкая Алигер с помертвевшим лбом стояла вытянувшись и уже не пыталась возражать.

Гости гнулись к столам, поёживались от страха перед державным гневом и от струек воды, пробивающихся сквозь тент, — атланты оберегали только правительство. И смущенный Микоян услужливо угощал ближайших к нему гостей отборной клубникой с правительственного стола. И Соболев неустанно усердствовал:

— Нельзя верить, Никита Сергеевич! Опасения законные, Никита Сергеевич!..

Жена, дама в широкополой шляпе, дёргала мужа за рукав и нашёптывала. И муж внял, обиженно засуетился:

— Ведь я, Никита Сергеевич, имею право на уважение, но вот никак... никак не могу добиться, чтоб мне дали... гараж для машины.

Жена с удовлетворенностью закивала широкой шляпой. <…> В завершение Соболева от усердия и перевозбуждения... хватил удар. Его уносили с торжественной встречи на носилках. А жена в чёрных перчатках по локоть бежала рядом и обмахивала мужа широкополой шляпой»8.

Ордена приходили, должности множились, выходили собрания сочинений, «Морская душа» печаталась в сборниках и брошюрках для младших школьников. В 1962 году Соболев написал несколько глав в продолжение старого знаменитого романа. Но тут же бросил это дело.

Он старел стремительно, будто Дориан Грей в свой последний день. В 1970 Соболев ушёл со своей руководящей работы по состоянию здоровья. Он умирал от рака желудка, и, чтобы не терпеть страшную боль, застрелился. Говорят, что он сделал это из охотничьего ружья, что несколько обидно. Капитан первого ранга должен стреляться из наградного револьвера.

Но уж что говорят про это событие, то и я рассказал вам.

Помимо поучительности любой биографии, в этой истории есть ещё один смысл. Люди, что норовят обвинить Шолохова, что это не он написал «Тихий Дон», в качестве одного из аргументов, говорят, что не мог человек, создавший такой роман, не написать ничего сопоставимого потом. Это всё от невежества: такое случается постоянно.

Да что там: единственный роман можно даже не дописать.