СОБАЧЬЕ ДЕЛО

Шут. А старушка испугалась и наступила собаке на хвост.
Король. Ха-ха-ха! Фу ты, боже мой! Ах-ах-ах! (Вытирая слезы.) На хвост?
Шут. На хвост, ваше величество. А собака укусила толстяка.
Король. Ох-ох-ох! Ха-ха-ха! Ой, довольно!..
Шут. А толстяк...
Король. Довольно, довольно! Не могу больше, лопну. Ступай, я развеселился. Начнем одеваться.

Евгений Шварц. «Голый король»

— Да он же просто хочет с вами познакомиться!..

Вот эту фразу я ненавижу.

У меня есть несколько знакомых собак, с которыми я уже знаком. И я не очень хотел бы знакомиться с какими-то другими. Среди их хозяев много прекрасных людей, и даже несколько заводчиков.

А знакомиться насильно – дурной тон. На улице — тем более.

Когда к тебе бросается пёс среднего роста, то я совершенно не хочу угадывать, что он хочет.

И если какой доберман, что, как известно, росту высокого, хочет положить мне лапы на плечи, то я от этого радости не испытываю.

Может быть, мы придём к какой-то другой культуре. Это как в американских фильмах, где герои, всплеснув руками, бормочут: «Пришлите мне счёт за химчистку». Навалилась весна, тает снег, и в каждом дворе видно, кто чего делал. Но я выношу за скобки мёрзлый ковёр с узорами из какашек. Меня интересует мой личный обывательский страх. Если неправильная собака укусит, химчисткой не обойдёшься.

Да и просто если укусит.

Тут хотелось бы узнать, привита ли она, прикинуть риски бешенства и надо ли делать уколы от столбняка.

Бешенство, кстати, болезнь неизлечимая, и если два месяца у вас не было симптомов, то успокаиваться рано. Один старичок так и сказал мне, когда я ему рассказывал о былом испуге укушенного. Старичок заявил мне, что описаны случаи заболевания чуть не через год после укуса. Я побежал домой — и точно, в энциклопедии так и написано.

В общем, собака — не только оружие, но и нормальная социальная опасность.

Не предмет развлечения.

Хотя, конечно, можно прожить всю жизнь с предметом развлечения и мирно похоронить этот предмет на даче близ забора — без эксцессов и чужих обид.

Я ещё скажу как велосипедист своё горькое печальное слово. Городские велосипедисты меня поймут — нет ничего страшнее своры собак, которая летит за тобой. Сколько незарегистрированных мировых рекордов было в этот момент поставлено. Сразу чувствуешь себя мальчиком из романа Достоевского, которого затравил барин.

Но такого барина Алёша Карамазов советовал расстрелять, а к своре собак никакого барина не припишешь. Тебя покусали, а виноватых нет. Тебе покупать новые штаны, делать уколы, а какая-нибудь милая дама тебе и говорит:

— Не надо бояться, их если не боишься, тогда вас и не тронут. Они это, страх очень чувствуют.

Этих дам я не люблю ещё больше, чем бродячих собак. Особенно, если они оправдывают при этом своих, небродячих, только что желавших со мной познакомиться.

Это всё глупости — честный обыватель имеет право бояться собаки. Любой. Он вообще всего боится — налогов, правительства, гопников и конца света. Когда ко мне на улице бросается незнакомая собака, то мне очень хочется, чтобы она тихо и безболезненно умерла — не добегая до цели. Я не хочу выяснять, вовремя ли ей делали прививки и чистила ли она зубы. Аргументы о кровожадности тут бьются следующим — собеседники обычно подразумевают, что речь идёт о взрослом мужчине. А представьте, что рядом с ним ребёнок — ну-ка, этот ребёнок, если не начнёт заикаться, то случится с ним нервное расстройство. (Дети в таких спорах вообще хороший аргумент, хоть и не очень честный. Говорить в глаза взрослым, что им пострадать неплохо, уже все научились, а вот говорить, что собаки главнее детей, ещё стесняются).

В результате я испытываю к догхантерам смешанные чувства — примерно как социал-демократы к террористам-народникам. Вижу страдания народные, но хочется пойти иным путём.

Ничего хорошего в потравах я не вижу, да только полная картина мироздания несколько смещает акценты.

С общительностью домашних питомцев возникает очень интересная проблема: с одной стороны, эмпатия нормальна. И не только к человеку, но и просто к живому существу. Домашнее зверьё вообще предназначено для умиления и любви. Но очень часто его владельцы начинают требовать умиления от окружающих. То есть это институт насильной любви. Прикармливая бездомного пса за гаражами, старуха решает собственные психологические проблемы, но это происходит отчасти за чужой счёт: когда этот пёс бросается на первоклассницу, старуха отводит глаза. А уж кто не содрогнётся, представив квартиру с двадцатью кошками, которая могла бы оказаться на твоей лестничной клетке.

Сентиментальность всегда существует рядом с эгоизмом: пера шагов или пара скачков четвероногого умиления – и грань пройдена. А хозяин подразумевает, что остальные должны потерпеть.

Если бы я не был вовлечён в эту проблему, то она осталась бы очень интересной. Дело в том, что это проблема в большей степени общественная, а в меньшей — связана с законами. Существует масса правил о поводках и намордниках, о детях, которым не разрешено выгуливать собак без взрослых, существуют при этом правила государственной борьбы с бешенством — но какая-то вязкая общественная инерция мешает всему этому работать. Может, это какая-то червоточина в человеческой душе, которая разрешает самым возвышенным людям пить за рулём. То есть возвышенный человек ругает власть, погоду и начальство, говорит о том, что надо валить, пропускает сто грамм и валит домой.

Это бы надо изучить, но хочется как-то прожить без изучения.

Собаки — и бездомные, и те, что во владении дурных или просто безалаберных людей — угроза не меньшая, чем подвыпивший человек за рулём. То и дело приносят вести о том, что какого-то бегуна загрызли, девочку искусали и старушку порвали на части.

Чтобы два раза не вставать, скажу, что, когда ко мне несётся навстречу незнакомая собака, я очень напрягаюсь.

Нет, не хочу знакомиться.

Как захочу, так вежливо попрошу хозяев.