СЛОВО О СИНЬОРЕ ИЗ ОБЩЕСТВА

Раз уже зашла речь о фантастах, нужно сказать несколько слов о том, как их воспринимают теперь в обществе.

Раньше, в вегетарианские времена Советской власти, они, конечно, были гуру, не подпольными, но неофициальными, а значит, и более интересными.

Тут лучше всего приводить телевизионные примеры: вот как случится какой информационный повод, то для постоянно идущего ток-шоу начинают искать говорунов.

Ищет их, конечно, не ведущий, а редакторы программы. И хороший редактор выбирает не мудрого говоруна, а говоруна остроумного. В идеале — какого-нибудь остряка.

Кстати, это хороший повод для воспитания смирения — когда понимаешь, что настоящий рейтинг литературы осуществляется редактором ток-шоу, который листает список писателей: «Лукьяненко к нам не пойдёт, Иванов отказался, Петров отказался, до Синдерюшина не дозвонились… О!»

И вот это — твой настоящий уровень, твоя степень востребованности.

Итак, случается информационный повод, к примеру, связанный с астероидами: «от Солнца откололся кусок и летит к нам» — ну и тому подобное далее; тогда для разговоров в телевизор приглашают физика, спасателя из-под завалов — и писателя-фантаста. Потому как писатели-фантасты у нас отчего-то всё ещё отвечают за звёзды и космические штуковины. Случится повод с эпидемией — так появляются на экране врач, опять же спасатель… и писатель-фантаст, отвечающий (на экране, а не обязательно в своих книгах) за сюжет «Все умрут, а я останусь». Ну а коли речь идёт о глобальном потеплении, то зовут метеоролога, спасателя от утоплений — и писателя-фантаста, который бормочет, что сейчас всё растает, а потом замёрзнет, и будет так холодно, что не сложить изо льда никаких слов, даже неприличных.

При этом фантаст, если он честно отрабатывает своё появление в телевизоре, оперирует не наукой и даже не тем, что называется странным термином «научная фантастика», а именно образами и смутными видениями, бытующими в общественном сознании.

То есть он как бы не на стороне науки, а на стороне честного обывателя с его, обывателя, страхами и ужасами.

Но будто отбежал чуть в сторону и узнал что-то страшное о будущем.

Но ведь автора любовных романов или детективщика не воспринимают как оракула (правда, первых частенько зовут в передачи о семейных драмах, а вторых — в программы о легализации короткоствольного оружия).

И ведь обычный писатель-фантаст ничего особенного в космосе или мутантах не понимает.

Есть, конечно, учёные, которые на досуге что-то сочиняют, но у них других дел полно, кроме как сидеть забесплатно на телевизионных шоу.

А самый большой корпус романов современной фантастики — это стандартное, опробованное веками массовое чтение.

Это разрешённый воздух, коммерческая литература, построенная на вечных сюжетах массовой культуры. Эти сюжеты абсолютно идентичны, одеты ли герои в шкуры, вооружены ли мечами, или же в руках у них бластеры. Шестидесятые годы были звёздными для фантастики и прорывными для науки — сейчас фантастика иная, но и тогда общий вал составляли простые и доступные книги, над которыми издевался ещё Аверченко сто лет назад. В его рассказе издатель объясняет графоману, что сейчас, мол, спрос на естественно-научное. И графоман тут же строчит: «...Тёмная мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная, волнующая грудь Лидии и её упругие бёдра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал её к груди, и всё заверте...» или:

«Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел... На руле сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась и упругие выпуклые бёдра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил руль, остановил пружину, прижал её к груди, и всё заверте...»1

В этом, без преувеличения, объясняющем весь механизм типового коммерческого романа рассказе Аверченко — вся правда о фантастике. То есть замените дирижабли на звездолёты, и — нет, даже можно не менять — это называется стимпанк, и это тоже фантастика.

Правда, бывает, что-то засбоит в мирной матрице — и фантасты оказываются на виду.

Когда началась война на Донбассе, так вдруг выяснилось, что и с той, и с этой стороны есть много писателей о необычайном.

Но это как раз эффект невнимательного наблюдения. Люди стали писать больше книг, сами фантасты очень корпоративны, их персоны более заметны для человека читающего, чем, к примеру, пасечники и шофера.

Было у них какое-то точное предвидение? Нет, были истории, которые художественно описал Аверченко, и были беллетризованные газетные передовицы.

Но любое суждение, любая идея становится куда более сильной и запоминающейся, если к ней приделаны сюжетная линия и красавец Маевич. Если бёдра Лидии круты, первым погибнет бессмысленный очкарик, а последним — афроамериканец (текстовый редактор попросил исправить), который ценой своей жизни спасёт оставшуюся парочку.

Чёрная дыра, либеральная диктатура, диктатура фашистская, атака клонов и восстание мертвецов, нападение крыс в тоннелях метрополитена — всё пройдут Лидия и Маевич, чтобы на последних страницах (или в финальных кадрах), чумазыми, но живыми, обняться.

И всё заверте…

И правда, самая неловкая идея, совмещённая с эмоциональным сюжетом, всегда действует на обывателя сильнее, чем идея рационально изложенная. Подлинная история скучна, а вот альтернативная всегда увлекательна. Не так много людей станет читать научно-популярную книгу о вирусах, а вот тираж книги о вирусной эпидемии, да ещё на фоне драмы страстей, вероятнее покроет расходы издателя.

Впрочем, эти выводы не абсолютны, исключения есть, в предсказаниях нужно быть осторожными.