ПАНТАЛОНЫ

Феклуша: Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать – много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и, что ни судят они, всё неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по-ихнему всё напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!». А то есть ещё земля, где все люди с песьими головами.
Глаша: Отчего же так – с песьими?
Феклуша: За неверность.

Александр Островский. «Гроза»

Есть примечательный текст, что гуляет по Сети и радостно тиражируется честными обывателями. Это докладная записка Берии Сталину следующего содержания:

«8 января 1948 г.

Секретно

Совет министров СССР

товарищу Сталину И.В.

В ночь с 6 на 7 января 1948 года маршал Булганин, находясь в обществе двух балерин Большого театра в номере 348 гостиницы „Националь“, напившись пьяным, бегал в одних кальсонах по коридорам третьего и четвертого этажей гостиницы, размахивая привязанными к ручке от швабры панталонами фисташкового цвета одной из балерин и от каждого встречного требовал кричать „Ура маршалу Советского Союза Булганину, министру Вооруженных Сил СССР!“

Затем, спустившись в ресторан, Н. А. Булганин, поставив по стойке смирно нескольких генералов, которые ужинали там, потребовал от них „целования знамени“, то есть вышеуказанных панталон. Когда генералы отказались, Маршал Советского Союза приказал метрдотелю вызвать дежурного офицера комендатуры со взводом охраны и дал команду прибывшему полковнику Сазонову арестовать генералов, отказавшихся выполнить приказ. Генералы были подвергнуты аресту и увезены в комендатуру г. Москвы. Утром маршал Булганин отменил свой приказ».

В нашем многострадальном Отечестве всякое бывало, и не мне скорбеть о моральном облике вождей. Но есть в этом тексте удивительно тонкая стилистическая особенность, некий оттенок, который заставляет насторожиться — и совершенно справедливо. Мой добрый товарищ Игорь Петров, пресекая моё недоумение, обнаружил на сайте proza.ru текст 2007 года Владимира Николаева «Сталинский маршал», где ещё приложена резолюция Сталина: «Адъютанта и порученцев Маршала Булганина, не сумевших предотвратить дебош Булганина, понизить в воинских званиях и отправить для прохождения дальнейшей воинской службы в Ордена Ленина Дальневосточный военный округ. Балерин, с которыми Булганин вступает в связь, проинструктировать об их личной ответственности за недопущение появления пьяного Маршала Булганина в неодетом виде в общественных местах, за исключением гостиничного номера»1.

В этом тексте хорошо буквально всё — и экспрессия, и тайна (от нас скрывали, но вот), но есть в нём тонкая интонация абсурда, которая вдруг останавливает читателя. Он может не ощущать того, что оборот «из доклада Берии» человек, работавший с источником, тут не употребит. Не говоря уж о резолюции — это классический пример байки о том, как должно реагировать начальство в анекдоте. Вишенкой на торте — приказ сослать адъютантов в ордена Ленина ДВО, притом округ этой награды не имел, а с момента существования был Краснознаменным, потому что стал им из Особой Дальневосточной армии, получившей орден Красного Знамени после конфликта на КВЖД.

Но полно, речь идёт не о смешных деталях, а об интонации, которая вызывает либо доверие, либо недоверие. «Цифровые данные этого документа», как писал Владимир Богомолов в эпиграфах к главам своего «Момента истины», можно опустить, подробности не важны, потому что у Николаева этот рассказ входит в цикл «Байки, высосанные из пальца», который начинается предложением знаменитого авантюриста Блюмкина использовать гамадрилов в качестве военной силы в английских колониях (с резолюцией Дзержинского), продолжается историей про жену Сталина, изменяющую мужу с Кировым, ну и тому подобное далее. Надо отдать должное этим текстам, они действительно смешные. А по-настоящему смешной текст всегда сперва кажется серьёзным.

Мне интересно другое — как устроен механизм восприятия этой конструкции.

Ведь поглядите — это небольшая пьеса. Есть пролог — позднее утро, доклад у Сталина. Дальше — бросок назад, гостиница и начало вечера. Январь, конец сороковых, сочетание нищеты и победы в великой войне. (В романе Юрия Бондарева «Тишина» есть сильная сцена драки близ этой гостиницы в двух шагах от Кремля — тоже ночь, снежок, и бывший офицер рвёт из кармана «вальтер») — в общем, это удивительно мифологизированное время, о чём проговаривается Аксёнов в «Московской саге», — там, конечно, Берия и Сталин, но ещё есть прекрасные трофейные мотоциклы, лётчики, джаз и улица Горького. Итак, подготовленный этим мифом читатель обнаруживает одно из первых лиц государства, министра обороны в обществе балерин (практически — эвфемизм). Действие должно развиваться наверху, в номере, и внизу — в ресторане. И там, и там градус нарастает, наконец, эти два мира встречаются, происходит проверка генералов на прочность, их увозят в кутузку (тут должна быть ещё любовная линия — молодой офицер и генеральская дочь). В общем, даже не пьеса, а готовый синопсис для успешного сценария.

Общественный интерес всегда прорастает на тех грядках, которые не то чтобы не избалованы вниманием, а находятся рядом с обильноцветущими. Близко, но чуть в стороне, и Булганин как персонаж чрезвычайно хорош для этого. Во-первых, у него запоминающееся лицо, непохожее на прочие стоптанные лица Политбюро. Никакого Фрола Козлова обыватель средних лет не опознает, (он был вторым человеком в партии при Хрущёве, и тот прочил его в преемники), а вот Булганина на исторических фотографиях узнают лучше Молотова. И всё потому, что у Булганина профессорская бородка, как будто он выбежал из чеховской пьесы. Запоминается контраст внешнего вида и маршальского звания вкупе с постом министра обороны. Ну и, наконец, многие хранят в памяти мантру об антипартийной группе: «Ожесточённое сопротивление пыталась оказать осуществлению ленинского курса, намеченного XX съездом партии, фракционная антипартийная группа, в которую входили Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров и примкнувший к ним Шепилов»2.

Почему некоторые литературные сюжеты уходят в народ, а к другим намертво приклеено авторство? Потому что так устроено наше сознание: у каждого человека в какой-то момент окончательно формируется картина мира. Но её нужно достраивать и поддерживать, как дачный дом, заменять забытое (или подгнившее), приводить в соответствие с новостями из-за забора дачного посёлка. И мы лихорадочно ищем свидетельства, которые эту картину мира (неважно, какую) укрепляют. Укрепляющие истории берутся из городских легенд, из коллективного бессознательного, из всего того, что может укрепить свой дом (и картину мира). И творческое начало никто не отменял, вот люди и творят историю «из того, что было». Добавляют что-то правдоподобное в услышанное, прививают ветки документов к фольклорным дичкам. Нужно сделать всего несколько усилий, чтобы поверить, что вот это — настоящее. Помогает и мысль, что что-то рассказанное очень похоже на правду и, если и неправда, то работает на благое дело, а мерзавцы и негодяи вполне могут есть детей. Ведь, и правда, у нас нет документа удостоверяющего, что они никогда не ели детей.

Но мы должны учитывать, что существуют (как сказано у одного американского классика) летние дураки и дураки зимние. Так и истории делятся на те, про которые сразу всё понимаешь: инопланетяне до сих пор лежат в саркофагах на американское военной базе в пустыне, Есенина убили за неверность богине Иштар (ох, я придумал это на ходу, а надо было бы использовать в каком-нибудь рассказе)... И есть другие истории — зимние, закутанные в массу правдоподобных деталей. Вот, например, повесть о том, что уже подогнали эшелоны для выселения всех евреев в Сибирь и там предусмотрительно построили лагеря, да вот только смерть Сталина помешала — совершенно заиндевевшая и очень живучая, хотя обеспечена документами ровно на том же уровне, что и министр обороны СССР, бегущий по коридору со шваброй наперевес.

Переход литературы в фольклор — тема вообще очень интересная, и план Даллеса, выросший из романа Анатолия Иванова «Вечный зов», а, может быть, из бормотания Верховенского, прекрасный тому пример. Ещё один — история с Анатолием Рыбаковым, придумавшем в своём романе фразу Сталина: «Нет человека — нет проблемы», впрочем, не хуже. Если что-то подпирает твою картину мира, как стену дачного домика, то оно и верно, за то и на смерть можно пойти.

К нашему времени история про фисташковые панталоны разошлась по миру. Её цитируют в книгах о тайнах Кремля, шпионаже и политике, в статьях и радиопередачах.

В статье Евгения Черных «Сталинский маршал заставлял генералов целовать панталоны балерин», где Геннадий Соколов, автор книг «Голый шпион», «Бомба для премьера» и многих других говорит: «В архивах Лубянки я обнаружил любопытное донесение Берия. Мне не позволили сфотографировать документ, но разрешили наговорить текст на диктофон. Вот что там было написано...»3 — и далее — приведённый выше текст. (Дальше там детективная история с тем, что этот абзац есть в региональных выпусках, а на основном сайте его нет. Мне объясняли, что слова про диктофон вписал редактор в завизированный текст, но это плохо укладывается у меня в голове. Случаи выкидывания абзацев в региональных выпусках (по разным мотивам) мне известны, но чтоб вписали — такое я вижу в первый раз). Нет, никто не может сказать, что «историк спецслужб», не мог попасть в архивы, и так прямо себе и представляешь это подземелье под Лубянкой, где, проходя между стеллажей, сунешь руку — и найдёшь что-то интересное. Тем более что в книге Соколова «Шпионаж и политика. Тайная хрестоматия» (2017) фигурируют уже другие архивы — в этом месте написано: «В кремлевских архивах я обнаружил любопытное донесение Берии». Но мне обещали подробностей от участников, и если что, я их тебе поведаю, дорогой читатель.

Байка вводится в народный оборот не потому, что она ловко сочинена, это полдела. Лучшие истории такого рода живут не благодаря энергии самого текста, а благодаря энергии его переписчиков и пересказчиков. Это великое правило работает с любой идеей и не зависит от точности деталей. Пусть дураки пересчитывают номера в «Национале» и дивятся стилю. Мы-то знаем, что именно там встречался Штирлиц с женой. Берия про это докладывал Сталину.