НАУКА РАССТАВАНИЯ
Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье,
Последний час вигилий городских…
Осип Мандельштам, Tristia
«Наука расставания» — прекрасное название, но, увы, занятое не очень хорошим романом Вениамина Каверина. Дело в том, что есть типовые сюжеты, связанные с драмой любивших друг друга людей. Кто-то не может простить измену, кто-то испугался болезни супруги, муж зарезал жену, жена отравила мужа. Это расставания, подчинённые неумолимой логике. Та же неумолимая логика в ситуации, когда по корысти женившийся муж лезет в окно в обнимку со стулом, унося в кармане золочёное ситечко: тут не до ритуалов.
Интереснее понять правила расставания в случаях «разлюбил» и «разлюбила». Есть советы популярных психологов на, что говорится, «первые дни после»: «Истребите все следы бывшего или бывшей в вашем доме и начните новую жизнь». Понятно, что это совет новейших времён для не очень бедных людей, готовых проститься с ещё годной кроватью. Другие психологи, наоборот, считают, что «За отношения нужно бороться», и сообщают массам безумную идею, что «все средства хороши». Недаром наши заокеанские друзья придумали судебный запрет не приближаться к кому-то ближе, чем на двести (на разное количество, конечно) метров. Это блестящая реализация желания «Глаза б мои тебя не видели».
Но это уже всё после. Хорошо бы разобраться с первыми днями и часами, понять ритуалы современности. Меня давно занимал стиль «Он бросил меня по SMS», ведь в этом действии есть одновременно какая-то беззащитность, страх, и, одновременно, справедливая жестокость. Понятно, он не для тех случаев, когда делят имущество и договариваются об алиментах, это для легких отношений.
В первую голову нужно понять, как обставить элемент внезапности. Нужна ли эта внезапность? В том, что человек понимает, что расставание уже обдумано, в тайне от брошенного проведена большая административная работа, есть дополнительный элемент обиды. Большая часть людей (за исключением монахов и праведников) к моим годам имеет большой опыт расставания. С людьми близкими и не очень, теми, с кем отношения длились годы, и теми, с кем произошёл головокружительный, но скоротечный роман. Ясно, что общие правила есть только у записных ловеласов, которые натренированы, как лётчики-испытатели: только загорится жёлтая лампочка, потом красная, и он рвёт рычаг катапультирования. В двадцать лет ты ничего не обдумываешь или просто копируешь героев книг. Но как подстаришься, всё-таки хочется сделать это красиво. Правильно. Необязательно, скрупулёзно точно, как выполняют свои протоколы лётчики и космонавты, но всё же.
В случае прощальных обвинений (иногда это элемент торга) можно выяснять что-то, можно оправдываться, а можно промолчать. Но, к примеру, Отелло можно было как-нибудь объяснить, что платок просто потерялся. С другой стороны, всем унизительно, когда человека гонят в дверь, а он лезет в окно, бормоча: «Как же так? Как же так? Варвара, ты волчица, волчица, волчица…» — теперь это будут читать в стиле рэп. Да что там, я видел ворох клипов, где только эта эмоция и есть.
Эстетика первых минут расставания — сущая загадка. Мне, человеку с довольно быстрой реакцией, несколько раз пришлось говорить что-то в ответ, и каждый раз я вспоминаю о своих словах (впрочем, искренних) с ужасом. Знаете, вот это «спасибо тебе за всё, я всё равно никогда, лучшее, что у меня». Странная смесь, где соединяются стадии гнева, торга и принятия, потому что надеешься, что это всё морок, липкий сон, сейчас он исчезнет. Но женщина говорит: «Всё, не звони мне больше», — и что лучше из соображений эстетических: промолчать, скопить в сердце своём? Или всё же отвечать письменно или устно, выясняя причины, приплетая слова «сердце», «и дай вам Бог», а также «сладостные секунды». Всё это, разумеется, отдаёт ужасным и смешным пафосом, будто пластмассовые цветы на кладбище. Русская литература мало тут помогает, вот заёмные любовные романы с этой стороны хороши. В них герои «чернеют лицом и отворачиваются», «каменеют», употребляется слово «желваки» (они, как появляются, так всегда ходят). Но там герои вообще ведут себя как инопланетяне, честно-то говоря.
Дальше наступает тот период, что как раз хорошо описан: время долгого или недолгого страдания. В прежние времена несчастный мог просто выстрелить в себя, чтоб навек умолкла птичка на ветвях его души. Но теперь пойди-найди специально для этого пистолет, застрелиться из охотничьего ружья надо уметь. Да и это не эстетично: найдут в одном сапоге, в некрасивой позе. А людям свойственно страдать. Если расстался и не заметил, то это возможно только в отношениях, вспыхнувших в трамвае и разорванных на конечной остановке. Здесь часто используют глагол «переживать», намекая на то, что драма эта временная. А если человек совсем не страдает, мы должны всмотреться: может, он давно сидит в специальном учреждении, тупо смотрит в стенку и слюни тянутся у него изо рта на грудь. Тогда, конечно, страданиям мало места, но участь незавидна.
Поэтому тут-то литература произвела множество историй: конечно, первым лекарством у нас алкоголь и разнообразные приключения. Не на последних местах будут работа, смена обстановки и спорт. Литература соцреализма рекомендовала отправиться куда-то в тайгу, пустыню, или, возможно, на реку, где ухает копёр, скрежещут бетономешалки и уже начинают вырисовываться контуры новой плотины. Но в реальной жизни, по крайней мере, в пределах моего поколения, настоящих страдальцев немного. С изумлением слушал я рассказы стариков, что этот совет им помог, и в результате они даже обзавелись автомобилем «Москвич», купленным на северную надбавку.
Поэты в этом смысле ужасные негодяи: они сводят счёты после расставания. Всё дело в том, что у них есть возможность оставить последнее слово за собой.
|
К этим стихам я ещё вернусь, говоря о пафосе последних секунд, потому что тысячи мужчин собезьянничали эту интонацию. Совершенно непонятно, что было промеж автором и Олениной (она пережила Пушкина на полвека, тело её истлело под Ровно на монастырском кладбище и…). Впрочем, я увлёкся: суть в том, что сведение счётов у поэтов — дело обыденное. Бродский пишет спустя много лет после расставания:
|
Причём в этом случае прошло лет пятнадцать, а то и двадцать. Но интересно обсуждать не среднюю фазу расставания, «жизнь без любимого», а только начальную и ту встречу или невстречу, которая случится через много лет. Есть, кстати, психологическая задача расставания пожилых людей. То есть тех, кто вообще не уверен, что успеет в жизни приобрести что-то такое же сильное. Если отношения длительные, то, как бы ни были скучны люди, в эту жизнь вложено много эмоций, произошло много событий, и человек (хотя бы интуитивно) понимает, что отказывается от значительного куска своей жизни. В двадцать лет это легко, а в сорок или пятьдесят кажется немного расточительным. Я, впрочем, видел расставшихся в возрасте «сильно за шестьдесят».
Хотя, конечно, настоящих расставаний не бывает. Мы ограничены земным шаром, можно встретиться в поезде, потом с ужасом воскликнув: «Нет, нет! Я не писал этого письма!». Очутиться в соседних креслах самолёта и заламывать руки: «Как мы ошиблись в тот роковой год!». То, как мы встречаемся с бывшими возлюбленными, хоть и отдельная тема, но близкая основной. Встреча через много лет — не встреча, а часть расставания. Такая предполагаемая встреча — сильное подспорье на жизненном пути. Во-первых, гордость нам поможет не опуститься, чтобы не испытывать унижения, столкнувшись на улице. Во-вторых, доброжелательность на рандеву — лучшее если не оружие, то метод, когда ничего не исправить. Впрочем, это лучший метод везде и во всём. А всё это «Увидев её, он помрачнел лицом, засобирался и уехал» — ужасно.
Разъединение — действительно целая наука. Но и человек, и литература больше любят истории, приводящие к свадьбе. О том, что дальше, стараются не думать, а о ритуалах расставания — уж точно.
Лучше всех рассталась с Говорухой-Отроком его подруга Марютка. Метко, скажем так.