НАШ САМОВАР НА ЗАПАСНОМ ПУТИ

Мне не нравится многое в этой стране, потому что я истинный патриот. Те, которым нравится всё в этой стране, наверное, <нрзб>, шпионы немецкие.

Сергей Шнуров

У Виктора Шкловского есть короткая заметка 1920 года, которая называется «Самоваром по гвоздям». Шкловский начинает этот текст так: «Если взять самовар за ножки, то им можно вбивать гвозди, но это не его прямое назначение. <…> …нельзя рассматривать самовар с точки зрения удобства вбивания им гвоздей или писать книги так, чтобы они жарче горели. Война — нужда — переформировывает вещи по-своему, но старую вещь она рассматривает просто как материал, и это грозно и честно, но изменять назначение вещи, сверлить ложкой двери, бриться шилом и уверять, что всё обстоит благополучно, это не честно» .

Тут же Шкловский оговаривается: «Я не буду защищать искусство во имя искусства, я буду защищать пропаганду во имя пропаганды». Он рассказывает, что десять лет, каждым школьным утром, он пел: «Спаси, Господи, люди Твоя…», и с тех пор не может произнести эту молитву без ошибки, а только пропеть её. В черновике то же сказано жёстче: «Она заполировала меня и стекала, как с гуся вода. Если заклеить стены плакатами, напечатать стихи на продовольственной карточке, набить стихи “Интернационалом”, оттиснуть его на носовых платках, то организм так приспособится, что не увидит и не услышит ничего.

Ни одно живое существо не может жить в своих выделениях, на этом основана прививка; не может жить в атмосфере тысячекратного повторения молитва, не может жить и “Интернационал”.

Во имя пропаганды уменьшите её.

Оставьте не записанными стихами облака и воду. Давайте на фронте воевать, в книгах и газетах говорить о революции, и не будем заказывать никому революционного искусства.

Всё равно ещё ни разу в мире не было Рождества раньше Благовещения»1.

Ещё Шкловский писал: «Агитация, разлитая в воздухе, агитация, которой пропитана вода в Неве, перестает ощущаться. Создается прививка против неё, какой-то иммунитет»2.

Минувший юбилей Победы в Отечественной войне вышел неожиданным — из-за карантина многое из того, на что наше небогатое (или чересчур богатое) государство выделило деньги, оказалось ненужным. Правда, как всегда по весне, в моём Отечестве появилось достаточное количество фотографий давних врагов на праздничных плакатах. В республике Коми, в качестве разнообразия, на дом повесили не немецкого, а финского солдата вместе с его боевым оленем. Это удивительный пример угро-финской солидарности, но всем этим историям я давно не удивляюсь.

Это свойство заказной продукции. Я несколько раз принимал участие в таких проектах, и выглядели они следующим образом. Государство находило на какую-то вполне божескую цель сто рублей. Двадцать из них тут же куда-то девались. Нет, они не были украдены, вовсе нет, а просто куда-то подевались, и все недоумённо разводили руками, не понимая, как это вышло. Ещё тридцать рублей справедливо уходили на учреждение предприятия и зарплату начальству. Это справедливо, потому что начальство принимает решения и всегда стоит дороже исполнителей. Но процессом нужно руководить на местах, и рублей за двадцать начальство нанимало руководителей среднего звена. Это были очень хорошие руководители, начальство проверило их в деле, дружбе и даже родстве. На двадцать рублей покупали материалы, и, удивительное дело оставались целых десять рублей, которые платили исполнителям. Не сказать, что это были мои десять рублей, потому что одному выполнить сторублёвую работу — значит, надорваться. Оттого нас было двое или трое.

Но мы выросли на советских фильмах и не путали обмундирование и оружие. Мы отличали «тигр» от «тридцатичетвёрки» потому что тысячу раз рисовали их сзади школьной тетради. А на смену нам пришла прекрасная молодёжь, которая хорошо умела искать картинки в Сети. Это прекрасная молодёжь — красивые девушки и хорошо одетые юноши, но в своих школьных планшетах они рисовали что-то другое. Они довольно далеко ушли от войн прошлого (и это прекрасно, потому что наши предки за то и помирали на этих войнах, чтобы для их потомков война была чем-то смутным). Сказать по совести, и мы довольно смутно воспринимали нашествие Наполеона, и без исторических книг перепутали бы мундиры французских улан и русских кирасиров. Нет, некоторые мои друзья, что жарили куриц на алебардах в пейзажах Бородинского поля, ничего бы не перепутали, но таких было меньшинство.

И оттого что, по словам Шкловского, агитация много десятилетий разлита в воздухе, оттого, что она была растворена в Неве и тысяче других рек, оттого, что это казённая машина агитации работала очень давно, молодые люди, получившие десять рублей на троих, не испытывали ни страха, ни священного трепета выбирая картинку в Сети.

Жизнь всегда побеждает безжизненные казённые конструкции. Поэтому сетования Шкловского спустя сто лет всё так же актуальны. Но когда Шкловский говорит, что мы, молодое левое искусство, верим в революцию, а она нас не слушает и механически насаждает тупость, нужно помнить, что левое искусство прошло через опыт агитационной халтуры. Великий Маяковский одной рукой он писал «Нате!», а другой такие подписи к плакатам:

или

Теме «Соотношение пропаганды и искусства», конечно, куда больше ста лет. И интересно понять, в каком случае «агитационный фарфор» выходит произведением искусства, а в каком — остаётся отвратительной халтурой. Иногда думают, что всё дело в убеждениях автора — если он свято верит в ту идею, которую продвигает, то всё будет хорошо. Но нет, и тогда результат часто выходит кривым, дурным, а иногда получается пародия на сам заказ. Причём такой итог высмеивался ещё при Советской власти, не надо думать, что заказчик всегда любит откровенную халтуру по признаку преданности.

Бывает уровень агитации Михаила Кольцова, Ильи Эренбурга и Константина Симонова. На примере этих троих видна разница между текстами, которые они писали «изнутри» и текстами «по прямому заказу» (вторые всё-таки хуже). Но, боже ж ты мой, насколько они сильнее современного среднего уровня, сущего косноязычия на заказ. Иногда кажется, что пропаганда и должна быть простой, туповатой и рассчитанной на простых людей. Это обнадёживает халтурщиков, но история русской литературы показывает нам, что это не так. Статьи Эренбурга таскали в карманах, а других военкоров с их трескучими материалами, на дух не выносили. И в том, и в другом случае агитационный заказ был выполнен, но у Эренбурга продукт оказался действенным, а в случае с книгой «Гвардейцы на Днепре» (отдаёт какой-то «Ифигенией в Тавриде»), которую, кстати, написал талантливый писатель Нагибин в 1944 году — выходит сплошная срамота.

Мне скажут, что часто и такой продукт без изысков нравится простому человеку. Да, простому человеку может много что нравиться, потому что в каждом человеке есть часть зверя, которому легко польстить. И вот кто-то со стороны говорит зверю: «У соседа корова сдохла. Мелочь, а приятно», а зверь радуется. Кто-то говорит: «Ты, со своим зверем, лучший — просто по праву рождения. Твои предки уже всё заработали, а тебе осталось только гордиться», и зверь мурлыкает. Кто-то продолжает говорить: «Тебе все должны», а зверь и рад. Вот как это работает, причём на первом шаге это приятно, но потом самодовольство замедляет все движения. Глядь, и все вокруг забыли, какого цвета были славные мундиры прошлого и то, как выглядело старое, но грозное оружие.

Агитационная машина — будто горшочек, что всегда варит кашу в избыточных количествах, очень быстро обесценивая её калории. Только зазевайся — со стены ближайшей пятиэтажки поздравляет с праздником Эрик Хартманн, самый результативный пилот далёкой войны. Потомкам всё равно, они идут мимо, а возразить им нечего, потому что твоё горло сковано старческой немотой.