СЛОВО О ВОССТАНИИ ОВОЩЕЙ

Жила-была одна баба злющая-презлющая и померла. И не осталось после неё ни одной добродетели. Схватили её черти и кинули в огненное озеро. А ангел-хранитель её стоит да и думает: какую бы мне такую добродетель её припомнить, чтобы Богу сказать. Вспомнил и говорит Богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему Бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится и тянется, и коли вытянешь её вон из озера, то пусть в рай идет, а оборвётся луковка, то там и оставаться бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись. И стал он её осторожно тянуть и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как увидали, что её тянут вон, и стали все за неё хвататься, чтоб и их вместе с нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами брыкать: «Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша». Только что она это выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей день. А ангел заплакал и отошёл.

Фёдор Достоевский, «Братья Карамазовы».

(член разных партий и бессребреник)

Один из самых интересных итальянских писателей, который благодаря книге про мальчика-луковку стал чуть ли не главным автором с Апеннин для отечественного читателя, родился 23 октября 1920 года. Кто-то спросит: «Птица?» Ему ответят: «Курица». «Поэт?» — «Пушкин», «Фрукт?» — «Яблоко», «Итальянский писатель?» — «Родари». Ну, может, для тех, кто был лишён в детстве книги о приключениях луковички, это Умберто Эко, но так-то — Родари.
Джованни Франческо Родари прожил не такую долгую (по нынешним меркам) жизнь: с 1920 по 1980 год, причём современные журналисты любят упоминать о его фашистском прошлом. Он действительно в своё время вступил в специфическую организацию «Итальянская ликторская молодёжь», а потом два года (с 1941 по 1943-й) был членом фашистской партии. Впрочем, это считалось формальным условием для работы школьного учителя, а наш соотечественник старшего поколения хорошо помнит и условность членства в комсомоле, и мотивы вступления в партию поздних лет Советской власти. Но уже в 1944 году Родари становится членом компартии, через четыре года — сотрудником коммунистической газеты «Унита», а потом главным редактором её детского филиала, журнала «Пионер». Спустя годы его сочинения начнут редактировать, и коммунистические лозунги из них вымоет время.
Он написал довольно много детских книг, получил высшую награду в этой области — медаль Андерсена, но у нас его известность покоится на трёх текстах. Это стихотворение «Чем пахнут ремёсла», повесть «Джельсомино в стране лжецов» и, конечно, сказание об антропоморфах из сада и огорода. «Приключения Чиполлино» (Le avventure di Cipollino) публиковались Джанни Родари с 1951 по 1957 год (сначала под названием Il romanzo di Cipollino).

(замок и деревня без кафки)

Сюжет книги похож на компьютерную игру тем, что чётко разбит на локации: деревня, замок, лес и город (впрочем, в городе герои бывают редко). Итак, отец мальчика-луковки, старик Чиполлоне (по своей дряхлости больше похожий на его дедушку), наступает на мозоль принцу Лимону. Старика сажают в тюрьму, Чиполлино клянётся его освободить, но потом и сам попадает в узилище. Параллельно рассказывается о социальном неравенстве в мире, больше похожем на гигантский ботанический сад. Конец немного предсказуем: совершается восстание овощей, былые угнетатели репрессированы, а те, кто был никем, стали всем.
Сразу нужно оговориться: бытует несколько мифов, которые возникают на фоне невнимательного чтения книги и того, что образы героев Родари уже давно оторвались от текста. Сюжет многажды поставлен на сцене, экранизирован (в 1961 и 1973 годах), Хачатурян сочинил одноимённый балет (1974), а теперь для пущего удовольствия печатаются сокращённые варианты книги. Кум Тыква стал символом дачного строительства, а позднее — ипотеки, и сегодня его норовят выковырять из домика новые капиталисты.
Но, во-первых, в книге действуют не только овощи (и фрукты), но и ходячие деревья, звери в товарных количествах, а также люди — дети и охотники, воры и железнодорожники, дровосек и сторож в зоопарке.
Во-вторых, неверно считать, что на стороне флористического пролетариата только овощи, а угнетатели сплошь фрукты. Всё перемешано, причём и в пищевых предпочтениях. Все едят всех. Кум Тыква не прочь схарчить курицу, барон Апельсин, как Гаргантюа, не брезгует и деревьями. Медведь съел бы куму Тыковку, а волки — пальчики Тыковки, но у них просто не вышло.
На стороне пролетариата сапожник Виноградинка и музыкант Груша — явные порождения сада, а не огорода. Поэтому мелкие детали, важные для повествования, продолжают возникать и во саду, и в огороде. Например, великий художник Сутеев сделал то же самое, что и иллюстратор Конан Дойла, — дополнил образ героя. Сидни Пэджет придумал Холмсу кепку с двумя козырьками, а Сутеев изобразил графинь Вишен со сросшимися черенками — и это совершенно гениально. Правда, потом другие иллюстраторы черенки разделили, но как прекрасен образ!
Приключения луковички оказались одним из таких сюжетов, которые образуют систему. Они стоят в одном ряду с «Винни-Пухом», «Золотым ключиком» и «Волшебником Изумрудного города». В этих мирах есть что-то общее: героев там всегда много (это важно), у каждого имеется какая-то значимая архетипическая черта, как у волшебных помощников (это тоже важно), и все они попадают в такие обстоятельства, которые можно использовать в качестве иллюстрации к нашей обыденной жизни (это самое главное). Вот секрет успеха.

(прототипы и аллюзии)

Особая история с проблемой прототипов. Говорят, синьор Помидор похож на Муссолини, а принц Лимон — на короля Виктора Эммануила, царствовавшего, но не правившего в Италии вплоть до 1946 года.
Сыщика Моркоу иногда соотносят с Джеймсом Энглтоном (1917–1987), очень интересным (уже историческим) персонажем. Сотрудник ЦРУ, поборник тотальной слежки, Энглтон с конца войны и в сороковые годы курировал итальянское направление, а в 1954-м стал начальником контрразведки ЦРУ и был им до 1974-го, когда ушёл в отставку после Уотергейта. Энглтон сделался фигурой мистической, немного безумной (но вовсе не похожей на глупого Моркоу), под подозрением у него оказались все — от Улофа Пальме до Пьера Трюдо. К своей работе он относился по принципу «на войне как на войне» и особо не миндальничал с врагами родины. После Никсона перед американским обществом встал вопрос: что лучше, полный контроль во имя безопасности или культура свобод во имя демократии, — а сейчас тот же вечный вопрос вывалился под ноги уже мировому сообществу, и перед ним всё замерло в недоумении.
В русскоязычных пересказах детских книг есть своя особенность: они порываются жить своей жизнью. Понятно, как коммунист Родари относился к США во второй половине сороковых, и вот в оригинале появляется американская жевательная резинка1. В нашем варианте шоколодный торт становится шоколадно-мармеладным, но и резинка испытывает трансформацию: «Когда наступила ночь, служанка принесла кавалеру чудесный мармеладно-шоколадный торт. Синьор Помидор обрадовался и проглотил его в один миг.
— Тебе не придется жаловаться на твоего хозяина, — обещал он ей. — Когда я поправлюсь, я непременно подарю тебе бумажку от шоколадки, которую я съел в прошлом году. Она очень ароматная и сладкая, эта бумажка!»2
Но главное в другом. Это известная беда профанического литературоведения, а именно, проблема материала и прототипов, надежда на чёткое объяснение: «Писатель N изобразил в своём знаменитом персонаже NN». Да, писатель часто использует окружающий его мир для создания образов, но это вовсе не его обязанность, и если что-то одно кажется читателю, отдалённому временем и расстоянием, похожим на что-то другое, это проблема личной и социальной психологии такого читателя. Спору нет, часто писатель специально выводит известного ему человека в своём знаменитом персонаже NN. Иногда это документировано перепиской автора и подтверждено мёртвыми свидетелями — их мемуарами и интервью. Классическая наука довольно хорошо работает с источниками и придумала множество приёмов исследования таких текстов, а вот профаническое литературоведение обслуживает не истину, а неконтролируемые ассоциации читателя. Вся литература, собственно, для этого и придумана. И выходит, что «сидение на стульчаке означает тайное совещание; стая гусей — сенат; хромая собака — претендента; чума — постоянную армию; сарыч — первого министра; подагра — архиепископа; виселица — государственного секретаря; ночной горшок — комитет вельмож; решето — фрейлину; метла — революцию; мышеловка — государственную службу; бездонный колодезь — казначейство; помойная яма — двор; дурацкий колпак — фаворита; сломанный тростник — судебную палату; пустая бочка — генерала; гноящаяся рана — систему управления»3.
Проблема в дефекте метода: у людей (как правило) две руки и две ноги, а также голова. Выходит, что Пьер Безухов похож на Толстого — но он много на кого похож таким образом. Только когда персонаж обладает редкой чертой, которая лезет в глаза читателю и запускает смысловой механизм, об этой детали стоит говорить. Поэтому оставим прототипы и отметим важную вещь: в случае с историей восстания овощей, так благосклонно принятой в Советском Союзе детьми и взрослыми, нужно понимать, что СССР был страной перманентного дефицита.
Всё это буйство итальянского сада и огорода было для нас экзотично вдвойне. Многие дети впервые узнали о существовании лука-порея и артишоков именно из этой книжки. Но из необычного, из таких деталей, сделана вся литература, — она рождает неожиданные ассоциации в голове у читателя. Однако чаще всего банан в этой теплице — просто банан.
Самое время вернуться к аллюзиям. Вот первая цитата: «Не торопясь, адвокат Горошек принялся за свой предсмертный туалет. Долго приводил он себя в порядок: брился, мылся и чуть ли не целых два часа стриг ногти. Однако рано или поздно ему пришлось всё-таки отправиться на место казни. Когда он поднимался на помост, его охватил ужас. Тут только, на ступенях эшафота, он впервые ясно представил себе, что должен умереть. Такой маленький, такой толстенький, такой зелёненький, с чисто вымытой головой и подстриженными ногтями, он всё-таки должен умереть!». А вот вторая: «„Что это за люди? — всё думал Ростов, не веря своим глазам. — Неужели французы?“ Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. „Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?“ Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно»4.
Внимательный читатель видит, что медведь в зоопарке похож на заключённого в клетку героя «Трёх толстяков». Он хранит память о Золотом веке: «Собственно говоря, у нас нет никаких причин враждовать друг с другом. Мой прадед, знаменитый бурый Медведь, рассказывал, что он слышал от стариков, будто когда-то, в незапамятные времена, в лесу все жили в мире. Люди и медведи были друзьями, и никто не делал зла другому», а теперь ему и его родителям «суждено просидеть в клетке всю жизнь. И пожалуй, они тоже не выйдут из заключения после смерти, потому что будут похоронены в саду правителя» 5.
Слон в зоопарке имени Джованни Родари, наоборот, старый философ, и бормочет: «Пожалуй, я и мог бы дать вам совет, но только к чему это? В лесу не лучше, чем в клетке, а в клетке не хуже, чем в лесу... Не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что каждый должен оставаться на своём месте... Впрочем, если вы уж очень этого хотите, — добавил он неожиданно, — я могу вам сказать, что ключ от клетки с медведями находится в кармане у этого спящего человека, моего сторожа. Я попытаюсь вытащить ключ, не разбудив его», а когда предприятие удалось, замечает: «Если бы у меня когда-нибудь было намерение бежать, то я, разумеется, не стал бы ждать вашего прибытия и вашей помощи. Желаю успеха!» Потом сонный сторож спрашивает, что случилось, и слон отвечает: «Право, не знаю... — задумчиво ответил старый мудрец. — Да и что может случиться? В мире больше не случается ничего нового, значит, ничего нового не произошло и сегодня ночью. Это только в кино каждые десять минут происходят какие-нибудь приключения»6.
Это великая и страшная книга, потому что она описывает политическую историю ХХ века, уже немного отдалившегося от нас. Но в этом о(т)странении мы познали не только мощь и красоту утопии, не только поэтику восстания овощей, но и горечь разочарования победившего земледелия.

(пейзаж огорода после битвы)

Чем окончилось это восстание овощей, придуманное Джанни Родари? Принц Лимон и графини Вишни эмигрировали. Родари комментирует это так: «Что касается принца, то это вполне понятно, но почему уехали графини? Ведь никто не собирался обижать старых женщин, лишать их куска хлеба или брать с них плату за воздух. Но, в конце концов, раз они сами убрались, то тем лучше. Скатертью дорога!» Горошек тоже бежал и служит адвокатом в чужой стране.
Другие дворяне остались и сформировали страту «бывших»: барон Апельсин стал носильщиком на вокзале и худым, как спица. Мандарин живёт за его счёт (это напоминает финал «Незнайки на Луне»). Помидор работает в саду замка чернорабочим, а Петрушка — сторожем. Тут есть чудесное примечание автора: «Вам не нравится, что синьора Помидора оставили на свободе? Он отсидел, сколько ему было положено, а потом его из тюрьмы выпустили»7. Пока среди них нет никаких повторников и отправки паслёновых на строительство канав в огороде. Новый же класс распределился так: большая часть овощей осталась, чем была. Но вообще-то это сюжет совершенно оруэлловский, только там был скотный двор, а тут сад и огород. Один лишь кум Тыква занял место главного садовника замка, превратившегося во Дворец детей. Кстати, неясной остаётся судьба его домика. Под конец его перетащили в парк графинь Вишен, и после захвата замка Тыква с Черникой выгнали оттуда пса. Непонятно, продолжает ли Тыква жить в своём частном домике, став садовником, но ему стоит бояться года Великого перелома. Ситуацию с «бывшими людьми», превратившимися в «маленьких людей» в эпоху социальных метаморфоз, хорошо описали два других автора:
«— У него, вероятно, родители не в порядке? Торговцы? Чуждый элемент?
— Да. И родители не в порядке, и сам он, между нами говоря, имел аптеку. Кто же мог знать, что будет революция. Люди устраивались, как могли, кто имел аптеку, а кто даже фабрику... Я лично не вижу в этом ничего плохого.
— Надо было знать, — холодно сказал Корейко»8.
Вишенка продолжает ходить в школу, правда, теперь рядом с ним сидит за партой Эрисмана образца 1870 года главный революционер Чиполлино. А новой властью нынче сапожник Виноградинка, и односельчане вождя пишут на стенах «Да здравствует наш староста!»9, обмакнув усы в чернила. Это, собственно, делает лук Порей. История бодрой луковки начинает напоминать «Скотный двор» Оруэлла — и это понятно нам здесь и теперь: все овощи равны, но некоторые неминуемо будут равнее.
А тогда на дворе стоит 1951 год, и ещё ничего не решено.