ВСЯ КОРОЛЕВСКАЯ КОННИЦА И ФЛОТ

Выпьем за армию нашу могучую,
Выпьем за доблестный флот!

Михаил Косенко и Арсений Тарковский

Анатоль Франс писал в своём некогда знаменитом романе «Остров пингвинов»: «У пингвинов была первая армия в мире. У дельфинов тоже. Не иначе обстояло дело и у других народов Европы. Если поразмыслить, в этом нет ничего удивительного. Ведь все армии — первые в мире. Вторая армия в мире, если только предположить возможность таковой, оказалась бы в чрезвычайно невыгодной ситуации, — она была бы уверена в своем поражении. Пришлось бы немедленно ее расформировать. А потому все армии — первые в мире. Во Франции это понял знаменитый полковник Маршан1, на вопросы корреспондентов, в связи с предстоявшей битвой при Ялу2, о русско-японских военных действиях он без малейшего колебания назвал первою в мире и русскую армию и японскую. Примечательно, что какие бы страшные поражения ни потерпела армия, она не перестает быть первой в мире. Ибо если народы приписывают свои победы искусству своих генералов и храбрости солдат, то поражения они всегда приписывают какой-нибудь непостижимой роковой случайности. Напротив, флот того или иного народа занимает то или иное место в зависимости от количества морских судов. Есть флот первый в мире, есть второй, третий и т. д. Поэтому исход морских сражений всегда можно ясно предвидеть.

У пингвинов были первая армия и второй флот в мире»3.

Метафоры насчёт армий и флотов — одни из самых древних. Куда ни кинь взгляд — мир пытаются спасти армия и флот, будто вся королевская конница и вся королевская рать. Самая нам известная — насчёт союзников России. Её приписывают совершенно разным личностям — и тем, кто ещё с нами, и тем, кого давно уже нет: от действующего Президента до его подчинённых, и, одновременно, целому ряду русских царей.

Но большая часть плакатов не ошибается (впрочем, на одном из них над словами «У России два союзника — армия и флот», сверху над Андреевским стягом и знаменем сухопутных войск печально развевалось знамя военно-воздушных сил. Для них в афоризме места не нашлось. При этом автором этих слов нужно всё же считать Александра III, за которым современники записали немало гордых фраз, греющих сердце русского патриота.

Однако, есть и точные ссылки:

«— Во всём свете у нас только 2 верных союзника, — любил он говорить своим министрам: — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас»4.

Меж тем, это метафора — литературная.

Она описывает силу государства, не всегда побеждающую вовне, но внутри своих границ побеждающую точно.

Когда травили формалистов, а их начали травить позднее многих, то эта метафора приобрела горький смысл. Но обо всём по порядку.

Виктор Шкловский вспоминал об случае как о скандале. Дело было в Москве, причём в Колонном зале. Против формалистов выступал Бухарин. Чудаков, записывавший это воспоминание, спросил Шкловского: хорошо ли? Тот отвечал, что хорошо: «Хорошо. Мы столько слышали после этого всяких речей, что теперь кажется: хорошо»5.

Как-то Гронский6. говорил с трибуны:

«— Мы будем бить Шкловского по черепу дубиной, пока он не осознает своих ошибок!..

Тогда Шкловский крикнул с места:

— Вы в лучшем положении, чем я: у вас только дубина, а у меня только череп!..

Луначарского Шкловский как-то обозвал эпигоном. Тот ответил, что Шкловский так молод, что на его хвосте ещё налипла скорлупа от яйца, из которого он вылупился.

— Если я эпигон, то вот скажите сразу, с места, на кого я похож! — продолжил нарком просвещения.

— Вы похожи на редакционную корзину для отвергнутых рукописей.

Луначарский оторопел, но всё же усмехнулся и, кажется, согласился.

Потом, когда стало не до шуток, и вот на одном диспуте Шкловский куда тише отвечал своим оппонентам:

— У вас армия и флот, а нас четыре человека. Так чего же вы беспокоитесь?»7

Итак, армия и флот стояли на одной стороне. Бурлила вода, расходилась пена в кильватерном строю, стояли красноармейцы и краснофлотцы, будто на открытке.

С другой стороны были ещё не приведённые к общему знаменателю оппоненты.

У Бенедикта Сарнова, в его книге воспоминаний, есть история о том, как не очень известный советский писатель и литературный чиновник сделал себе имя. Это история про то, как главный редактор журнала «Москва» Поповкин8 напечатал в своём журнале роман «Мастер и Маргарита». И действительно — во всех современных энциклопедиях, где есть статья о Поповкине, говорится, что он первым напечатал знаменитый роман. Но дело не в этом, а в том, что Сарнов пишет о своём удивлении этим поступком так: «Имя Поповкина стояло в моём сознании в одном ряду с Сартаковым9, Пермитиным10, Закруткиным11 и прочими забытыми ныне корифеями соцреализма, о которых кто-то хорошо сказал, что писателями они могли быть только при поддержке армии и флота»12.

Армия и флот действительно проникали в литературу часто — журнал «Знамя», один из лучших современных литературных журналов, попервоначалу был журналом «ЛОКАФ» и появился в 1931 году именно как издание Литературного объединения армии и флота.

ЛОКАФ должен был «…стремиться к созданию художественных произведений о войне и Красной армии и флоте, правильно, на основе марксистско-ленинского учения о войне трактующих классовую и интернациональную сущность вооруженных сил рабочего класса, роль коммунистической партии в руководстве этими силами, военную политику и практику рабочего класса, произведений, жестоко разоблачающих сущность шовинистических и пацифистских течений и тенденций как в советской, так и в западноевропейской литературе, произведений, воспитывающих в трудящихся СССР и всего мира пламенную ненависть к капиталистам и их лакеям и готовность к уничтожению этого классового врага»13.