ЗАСТОЛЬЕ

Начнёт выпытывать купе курящее
Про моё прошлое и настоящее
Навру с три короба
Пусть удивляются

Михаил Львовский

В чём аморальность работы писателя?

В том, что хороший писатель довольно жесток. Он даже не к людям жесток, а к мирозданию. Ко всему вокруг – летнему или осеннему небу, кошкам, собакам, дворнику, продавцу на рынке, друзьям, двум нелюбимым женщинам, одной любимой, но воображаемой.

Все они становятся каким-то материалом для построения сюжета.

Можно подумать, что это явление обмена, как в магазине. Ты переделываешь людей, и чем более ты отдалишься от привычного уважения к чужой судьбе, тем лучше получится текст.

Нет, это не так.

Множество писателей обижали прототипов своих героев, но ничего не выходило.

Вконец отчаявшись, они сами становились негодяями, потому что видели, что среди знаменитых писателей немало негодяев. Но и тут был обман и разочарование.

Жестокость вовсе не гарантия успеха.

Увы, работу не только берут на дом, но и таскают с собой на базар, везут в трамвае. Я читал довольно много рассуждений разных писателей об организации их труда: так себе были мемуары. Много самодовольства, всякие сентенции о том, что важно упорство и труд.

А на самом деле никаких правил нет. Более того, мы имеем дело с литературой прошлого, которая была создана тогда, когда читателей много, а книг мало (сейчас наоборот).

Были люди, что оказались безжалостны к себе и у них получилось что-то интересное.

И были такие же безжалостные, но книги их протухли.

Да и жизнь у писателей нынче такая, что жалеть её особо не стоит.

На литературных курсах я бы заставлял писать этюды.

Но не те этюды, что там пишут. (Некие курсы литературного мастерства подманивали меня писать отзывы на учебные работы. Моё тестовое задание очень хвалили, но решили всё же мне не платить мелкой копеечки и в итоге только подписали меня на спам-рассылку. Но с тем, как там выглядят этюды, я успел ознакомиться.) Там всё было не так, нелепо и ненужно. Тут, понимаете, очень важна постановка задачи. Что человек хочет. Очень часто он похож на того персонажа анекдота, что устроился в пожарники и всё бы хорошо, и форма красивая, и девки липнут, а вот как пожар начнётся — хоть увольняйся.

То есть важно, чтобы человек испытывал осознанное удовольствие от самого процесса.

Например, сейчас перепроизводство художественной литературы.

Но можно научиться писать хорошие мемуары.

У кого-то даже были платные курсы по этому поводу, но когда я начал расспрашивать выпускников, то вышла сущая срамота. Не про то всё, не про то.

Нет, пока сочинитель не почувствует ужаса чужой жизни, ничего не выйдет.

Причём на курсах литературного мастерства нельзя давать задуматься: испытуемый должен прясть судьбу персонажа без подготовки, будто дышать чужой жизнью.

Иногда говорят, что ужас еще в том, что писатель должен убивать своих героев для развития сюжета. Убивать-то что. Он их должен мучить.

Вот пример, и вот типажи.

Перед нами старое фото, и прежде, чем сыпать деталями, испытуемый сперва должен угадать время.

В своём тексте писатель может допустить сколько угодно нарочитых анахронизмов, но внутри себя он должен знать запахи и шумы времени.

Итак, вот фотография домашнего застолья, и попробуем всмотреться в людей, как в персонажей.

Справа классический советский инженер, участник войны.

Биография Михаила Ароновича ясна.

Он еврей. Но не из музыкальной или артистической семьи, а из того, что в местечках звали «пыль».

На фронте он выжил, потому что попал в дальнобойную артиллерию, а не в ротные миномётчики. С того времени Михаил Аронович стал доверять спасительной магии чисел, пока ещё в таблицах стрельбы.

Потом он окончил Институт связи. В антисемитизм Михаил Аронович не верил, да и быть завлабом в своём НИИ не хотел.

Он остался весёлым беспартийным инженером. Открытий не делал, но слыл настоящим профессионалом. В этот день дочь опять уговаривает его ехать, а он упирается. В результате она и её русский муж уедут, а он останется. Через пятнадцать лет Михаил Аронович овдовеет, а в 1991 дочь всё же перевезёт его в Беер-Шеву, и он маленький, высохший, будет сидеть под навесом и ждать, когда придёт такой же, как он, высушенный временем старик, чтобы играть с ним в шахматы.

Немолодая женщина за столом — жена того гостя, что крайний слева. Галина Николаевна вышла замуж за Сергея Михайловича сразу после войны, но дочь родилась поздно.

Рядом с ней зять. Дочь выскочила замуж за этого любителя дурацкой белорусской музыкальной группы, название которой Галина Николаевна не может запомнить. Зять и сам играет — бас-гитарист в самодеятельном ВИА. Галину Николаевну это бесит, как и то, что Арнольд любит выпить. Диплом Арнольд спрятал в ящик стола, бросил работу в НПО «Радиотехника» и устроился на рынок. Деньги большие, но Галина Николаевна предчувствует беду.

«Дочь в роддоме, зять в тюрьме», — думает она, глядя, как Арнольдик пьёт из горлышка. Она не знает и никогда не узнает, на что похожа эта фраза.

А вот её муж вообще ни о чём не думает, ему хочется домой, на диван. Уже полгода у него болит бок, и он ещё не знает, что это рак.