СЛОВО О ФРАНКЕШТЕЙНЕ И ЕГО ДРУЗЬЯХ

Одна человеческая жизнь — сходная цена за те познания, к которым я стремлюсь, за власть над исконными врагами человечества.

Мэри Шелли. «Франкенштейн или Современный Прометей»

Как-то в узком кругу заговорили о «Франкенштейне» Мэри Шелли. Книга эта неожиданно великая, и ключевое слово тут «неожиданно». Теперь сюжет её ассоциируется не с высокой литературой, а с массовой. А массовая культура всегда выковыривает изюм из булок, и вот уже кажется, что речь должна пойти о персонажах недорогого фильма ужасов. Но по-настоящему великие книги не те, сюжет которых известен, а те, что влияют на весь мир после себя. Для людей более начитанных общим местом стало то, что в тексте сходится эпоха Просвещения и её вечные вопросы, романтизм и готический роман. Однако это не исчерпывает творение Мэри Шелли.

Но обо всём по порядку: в истории создания «Франкенштейна» многое поражает.

Год без лета — 1816-й и сейчас остаётся самым холодным за всю историю метеонаблюдений. Судя по всему, извержение вулкана Тамбора в 1815-м закрыло облаками вулканической пыли солнце, через год случился катастрофический недород, голод привёл к переселению множества людей, вероятно, к знаменитой эпидемии холеры, множеству изобретений, сделанных по нужде, и в конечном итоге к переформатированию мира.

И мозговой штурм на съёмной даче, где жили Байрон с сестрой, его врач Полидори, и супруги Шелли. В результате его одновременно написаны и «Франкенштейн», и байроновская «Тьма», и «Вампир» Полидори, составившие потом фундамент современной культуры — и не только массовой.

И то, что все участники (кроме Мэри Шелли) вскоре умерли, точь-в-точь как археологи, открывшие гробницу фараона. Не говоря уж об экстравагантных привычках обитателей виллы Диодати. Когда Перси Шелли утонул, то был сожжён прямо на пляже, на костре, подобном античному. Его вдова хранила часть праха (потомки спорят — несгоревшее сердце или почку) в ящике письменного стола. Ну так и в наши времена такое бывает. Впрочем, в эсхатологическом году ты тщательнее прислушиваешься к историческим рифмам, несмотря на то, что рациональное мышление говорит: никакого повторения нет, и история не терпит рифм, в отличие от поэзии.Итак, 19 июня 1816 года, практически на спор, Мэри Шелли сочинила историю об учёном Викторе Франкенштейне (швейцарце, рождённом в Италии), который собрал из человеческих тел монстра и оживил его. Обо всём этом рассказывается в рамке повествования — письмах молодого англичанина. Англичанин встречает Франкенштейна, а затем и его творение. Франкенштейн умирает, монстр скрывается во льдах, видимо, тоже себе на погибель, а судьба англичанина остаётся неизвестной. Иногда кажется, что по-настоящему популярным может стать только сюжет, полный мелких загадок и несуразностей. А такого в «Современном Прометее» много.История, рассказанная Мэри Шелли, в какой-то момент начинает походить на пародию (видимо, это и есть причина её успеха — ну, или одна из причин). Создание Франкенштейна так рассказывает о своём самообразовании: «...я нашёл кожаную дорожную сумку, в которой была кое-какая одежда и несколько книг. Я радостно схватил этот трофей и вернулся с ним к себе в сарай. По счастью, книги были написаны на языке, уже отчасти знакомом мне. То был „Потерянный Рай“, один из томов „Жизнеописаний“ Плутарха и „Страдания молодого Вертера“. Обладание этими сокровищами принесло мне много радости» . Мало того, монстр выучил устный и письменный французский, подглядывая из окна за уединённо живущими пейзанами.Кстати, меня много лет занимает вопрос: отчего Франкенштейн не оживил мертвеца, а собрал своего гигантского человека из мелких (причём преднамеренно мелких частей). Неужели никто не высказал непротиворечивой версии? Принцип Оккама велит объяснять всё весёлой небрежностью молодой девы, но тут слишком много неувязок. Отчего не взять свежую младую покойницу? И дефектов мало, и душе отрада. Но в романе подчеркивается именно то, что его конструктор был из малых элементов. Потом создатель монстра неподдельно удивляется: «А что он такой высокий? А что у него кожа такая?» Это какой-то странный экспериментатор, которого так и хочется спросить: «А что ты ожидал, брат? Что тебя поразило в том, что ты постепенно и долго делал?» При этом Франкенштейн вёл записи опытов в специальной тетради, фиксируя все стадии работы. И всё же, когда увидел своё творение (будто в первый раз), то ужаснулся и убежал, причем забыв дневник наблюдений, а его творение с ним потом ознакомилось.Кстати, единственный настоящий герой в романе Мэри Шелли — как раз безымянное чудовище. Все остальные — и жертвы, и статисты схематичны. Они — будто шахматные фигуры, движущиеся по доске. Поэтому массовая культура так любит интерпретировать сюжет Шелли: одних экранизаций уже сделано полсотни. Интересно — именно экранизации романа привели к тому, что мечты слепленного из кусков существа осуществились. Ему присвоили фамилию создателя, и он стал Франкенштейном. Будто по суду истории незаконнорожденному присвоили фамилию, на которую он не имел права. Говорят также, что «современную» внешность творение Франкенштейна получило из-за того, что художнику-гримёру на экранизации 1931 года попался на глаза пятидесятый лист «Капричос» Гойи. Там же (не помню, в каком из фильмов) появился помощник Франкенштейна по имени Игорь. С тех пор русские Игори пустились во все тяжкие в разных пластах массовой культуры.Миллионы советских граждан посмотрели фильм про Франкенштейна с Борисом Карлоффом. Правда, не весь: дело в том, что в фильм 1963 года «Три плюс два» (по сценарию Сергея Михалкова) вклеили несколько секунд из фильма «Сын Франкенштейна» 1939 года. В моём детстве «Три плюс два» казались эротическим фильмом, да так оно, по сути, и было. Сюжет этой советской комедии заключался в том, что дикий пляж делят две компании: три молодых человека и две подруги. Оказавшийся при этом раскладе непарным шелкопрядом молодой физик увлечённо читает американский детектив. И его чтение иллюстрируется антикварными кадрами «Франкенштейна».Одним из ключевых моментов (соотносящих повествование с фразой Экзюпери, ставшей потом довольно пошлой: «Мы в ответственности за тех, кого приручили») оказывается бормотание творения Франкенштейна: «Как мне тронуть твоё сердце? Неужели никакие мольбы не заставят тебя благосклонно взглянуть на твоё создание, которое молит о жалости? Поверь, Франкенштейн, я был добр, душа моя горела любовью к людям; но ведь я одинок, одинок безмерно! Даже у тебя, моего создателя, я вызываю одно отвращение; чего же мне ждать от других людей, которые мне ничем не обязаны? Они меня гонят и ненавидят. Я нахожу убежище в пустынных горах, на угрюмых ледниках. Я брожу здесь уже много дней; ледяные пещеры, которые не страшны только мне, служат мне домом — единственным, откуда люди не могут меня изгнать. Я радуюсь этому мрачному небу, ибо оно добрее ко мне, чем твои братья-люди. Если бы большинство их знало о моем существовании, они поступили бы так же, как ты, и попытались уничтожить меня вооруженной рукой. Не мудрено, что я ненавижу тех, кому так ненавистен. Я не пойду на сделку с врагами. Раз я несчастен, пусть и они страдают. А между тем ты мог бы осчастливить меня и этим спасти их от бед — и каких бед! От тебя одного зависит, чтобы не только твои близкие, но тысячи других не погибли в водовороте моей ярости. Сжалься надо мной и не гони меня прочь. Выслушай мою повесть; а тогда пожалей или оттолкни, если рассудишь, что я заслужил это. Даже по людским законам, как они ни жестоки, преступнику дают сказать слово в свою защиту, прежде чем осудить его. Выслушай же меня, Франкенштейн. Ты обвиняешь меня в убийстве, а сам со спокойной совестью готов убить тобою же созданное существо. Вот она, хвалёная справедливость людей! Ни я не прошу пощадить меня, а только выслушать. Потом, если сможешь, уничтожь творение собственных рук»2.

Потом монстр говорит англичанину, стоя у трупа своего создателя: «Ты, называющий себя другом Франкенштейна, вероятно, знаешь о моих злодеяниях и моих несчастьях. Но как бы подробно он ни рассказал тебе о них, он не мог передать ужаса тех часов, — нет, не часов, а целых месяцев, когда меня сжигала неутоленная страсть. Я разрушал его жизнь, но не находил в этом удовлетворения. Желания по-прежнему томили меня; я по-прежнему жаждал любви и дружбы, а меня всё так же отталкивали».

Удивительно, как сюжет «Франкенштейна» похож на «Графа Монте-Кристо». И Эдмон Дантес, и безымянное чудовище попадают в изгнание, отвергнутые людьми, там образовываются, а вернувшись в мир, начинают обряд мести — сколь успешный, столь и бессмысленный.Мэри Шелли помещает героев в актуальную культуру путешествия. Гонка к полюсу только начинается, и раньше у неё был практический смыл — поиски короткого пути в Китай. Лишь потом она становится символом чистого соревнования, битвы за абсолют, чем-то похожей на восхождение на Эверест.

К тому моменту, когда герои начнут движение среди льдов у северных странствий, уже богатая история. Гудзон в 1607 году добирается до восточного берега Гренландии, Шпицберген достигнут, Чичагов дважды пытается продвинуться севернее и достигает 80°30′ с. ш. Константин Фиппс в тех же краях улучшает его результат в 1773 году, а в год публикации «Франкенштейна» британцы достигают 80°48′ с. ш., и полярная гонка надолго становится на паузу. Только спустя много лет человечество снова устремится к полюсам.

Рассказчик, англичанин Уолтон, которому 28 лет, там все довольно молоды по нынешним меркам, встречает Франкенштейна в полярных льдах. Уолтон пишет в Лондон (особый жанр, который советский подросток узнал из книги «Два капитана», жанр, в котором сконцентрирована вся будущая эстетика полярных путешественников, по которой нужно зачеркнуть «моей жене» и надписать поверх «моей вдове»). Иосиф Бродский приканчивает его стиль стихами:

Уотсон пишет своей невесте (вариант — сестре): «Но если даже все эти надежды не оправдаются, ты не можешь отрицать, что я окажу неоценимую услугу человечеству, если хотя бы проложу северный путь в те края, куда ныне нужно плыть долгие месяцы, или открою тайну магнита, — ведь если её вообще можно открыть, то лишь с помощью подобного путешествия»4. Молодой англичанин, по сути, Франкенштейн 2.0. Английский Франкенштейн тем отличается от швейцарского, что поворачивает назад.

Север и холод, а Россия – символ и того и другого. По её просторам отец преследует своё дитя. . У Шелли во «Франкенштейне» есть описание погони за чудовищем: «Я прошёл по его следу через бескрайние равнины России и Азии, хотя он все ускользал от меня. Бывало, что крестьяне, напуганные видом страшилища, говорили мне, куда он шёл; бывало, что и он сам, боясь, чтобы я не умер от отчаяния, если совсем потеряю его след, оставлял какую-нибудь отметину, служившую мне указанием.

Падал свет, и я видел на белой равнине отпечатки его огромных ног. Вам, только ещё вступающему в жизнь и незнакомому с тяготами и страданиями, не понять, что я пережил и переживаю поныне. Холод, голод и усталость были лишь малой частью того, что мне пришлось вынести. На мне лежало проклятие, и я носил в себе вечный ад; однако был у меня и некий хранительный дух, направлявший мои шаги; когда я более всего роптал, он вызволял меня из трудностей, казавшихся неодолимыми. Случалось, что моё тело, истощённое голодом, отказывалось служить; и тогда я находил в пустыне трапезу, подкреплявшую мои силы. То была грубая пища, какую ели местные жители, но я уверен, что её предлагали мне духи, которых я призывал на помощь. Часто, когда всё вокруг сохло, небо было безоблачно и я томился от жажды, набегало лёгкое облачко, роняло на меня освежающие капли и исчезало.

По мере того как я продвигался на север, снежный покров становился всё толще, а холод сделался почти нестерпимым. Крестьяне наглухо заперлись в своих домишках, и лишь немногие показывались наружу, чтобы ловить животных, которых голод выгонял на поиски добычи. Реки были скованы льдом, добыть рыбу было невозможно, и я лишился главного источника питания.

Чем труднее мне было, тем больше радовался мой враг. Одна из оставленных им надписей гласила: “Готовься! Твои испытания только начинаются; кутайся в меха, запасай пищу; мы отправляемся в такое путешествие, что твои муки утолят даже мою неугасимую ненависть”»5.

У Чехова есть известная фраза: «Россия — громадная равнина, по которой носится лихой человек»6. Но автор свмого этого оборота другой (и неожиданный). В 1903 году в общественной жизни России случилось сильное похолодание, и Зинаида Гиппиус писала о беседе своего мужа с Победоносцевым: «Не могу сказать наверное, к этому ли времени или более позднему, относится свиданье Д. С. со всесильным обер-прокурором синода Победоносцевым, когда этот крепкий человек сказал ему знаменитую фразу: “Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек”. Кажется, Д. С. возразил ему тогда, довольно смело, что не он ли, ни они ли сами устраивают эту ледяную пустыню из России… во всяком случае что-то в подобном роде»7. У самого Мережковского об этом сказано кратко: «Победоносцев за чайным столом у митрополита Антония:

— Россия — ледяная пустыня, по которой ходит лихой человек»8.

Сто лет по следам этого существа движется его создатель.

Ещё одним поводом для разговоров вокруг «Современного Прометея» стало то, что роман — хороший аргумент в разных спорах об авторстве писателей одной книги. Например, люди, которым неприятно считать члена ЦК КПСС Михаила Шолохова автором «Тихого Дона», говорят, что не мог молодой человек написать знаменитую книгу в двадцать один год. Ну так Мэри Уолстонкрафт Годвин в шестнадцать лет сбежала с Перси Шелли, а написала «Франкенштейна» в восемнадцать. Причём, как и в случае с Шолоховым, всё, что она писала потом (Даже роман «Последний человек») представляет ценность, по большей части, только для литературоведа. А написала она, помимо писем, пять романов, а из них остался только «Франкенштейн», за которого получила 30 фунтов. Кстати, редактура собрания сочинений мужа принесла ей 500.

Хорошо бы собрать коллекцию мёртвых писателей, которые передали соль странным образом. Человек всю жизнь писал философский роман, но оценён потомкам крошечной юмореской. Люди взяли из неё красивую фразу и ругаются друг с другом, размахивая ей. Чуковский получил главную премию Советской власти — Ленинскую — за книгу «Мастерство Некрасова». Но суть в том, что не только Советская власть, но и сам Чуковский, считали когда-то ее главным делом. От какого-нибудь поэта осталось только одно стихотворение, да и то — потому что его поёт эстрадный певец в пиджаке с блёстками (переменив смысл на противоположный). Эренбург после «Хулио Хуренито» написал несколько томов собрания сочинений, но есть люди, для которых главное — его мемуары, а то и вовсе весь Эренбург для них заключён в стихотворении «Да разве могут дети юга...»

Но что там — роман Мэри Шелли может служить отправной точкой для разговоров о феминизме, творчестве Михаила Булгакова и его «Собачьем сердце», вечной и не вечной жизни, охране окружающей среды, атомной бомбе, комплексу Творца, Пигмалиону и Галатее, да к чему хотите. Так он сделан.

Но моим соотечественникам должно быть важно и то, что часть событий романа Мэри Шелли происходит в России, и русский холод является одним из героев романа. Одинокий человек, бредущий по ледяной пустыне — вот образ, который подарила нам эта англичанка.