ДРУЖБА.INFO

Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я.

Александр Пушкин. «Евгений Онегин»

У хорошего писателя Юрия Коваля в книге «АУА» есть такое место: «Я всегда очень нежно относился к В.Лакшину. И вот однажды (март 1978 года) мы вышли с Б.А. из главного корпуса “Переделкино”. Вдруг встретился Лакшин.

– Добрый вечер, Владимир Яковлевич, – сказал очень дружелюбно я.

– Здравствуйте, Бэлочка, – ск. Вл. Як.

Б.А. повела плечами:

– Простите, не будучи представлена...

– Да ведь это... – засуетился я, – ...

– Не знаю, не знаю... – сказала Б. А.

– Напрасно вы так, – сказал я попозже. – Он добрый человек.

– Но о нём плохо писал Солженицын, – заметил Андрей Битов, бывший с нами.

– Видимо, это я и имела в виду, – ск. Б. А.

На другой день снова встретил я Лакшина, к которому по-прежнему нежно (и сейчас тоже) относился.

– Что вы, Юрочка, – сказал он. – Она – бабочка, порхает, порхает...»1.

А вот социальным сетям у нас уже лет двадцать, а прямому общению в интернете куда больше.

С тех пор я успел возненавидеть слово «френд» и все образованные от него — «френдить», «зафрендить», «отфрендить». «Френдование» и «френдоцид». Эти слова, право, хуже «шкраба» — школьного работника — которое так ненавидел Корней Чуковский. Хуже не только фонетически, но и по смыслу: уже давно было ясно, что «френд» вовсе не «друг» — и тут кто бы сомневался? Однако оно, это слово, то и дело меняет свои функциональные обязательства.

Но потом я сообразил, что это очень важное слово, и хорошо, что оно иностранное, и прекрасно, что записано кириллицей. С одной стороны, это всего лишь подписка на человека, будто подписка на газету. Но, с другой стороны, списку «френдов» в социальных сетях пытаются придать значение светских приличий, своего рода «рукопожатости».

Если произойдёт что-то интересное обществу, — зарежет ли муж жену, донесёт сын на отца или дедушка окажется военным преступником, — сетевой человек всплёскивает руками:

— Удивительно! С ними у меня 18 (восемнадцать!) общих френдов! И это — живые люди, не боты какие-нибудь!

Сдаётся мне, что сейчас такое удивление несколько неприлично. Сейчас считать, что «френд» в фейсбуке хоть чем-то похож на субъекта человеческих отношений, не просто нелепо, а опасно. Это френд, а не друг. Друг он там же, рядом, тоже с буквами и картинками, но если потратить минуту, разница видна. Друг стоит ваших отношений внутри и вовне Сети, а френд похож на подписной канал в телевизоре. Конечно, было бы глупостью понимать это несложное наблюдение в смысле: «Вот живые люди, а вот их бездушные копии. Отженись от бездуховного интернета, человек, и иди в гости с тортиком». Для начала: живые люди бывают похуже любого бота, а с некоторыми настоящими друзьями ты не увидишься больше никогда — дорого и тяжело им лететь из другого полушария. И до скончания жизни эти друзья, и будут у тебя мигать зелёной точкой на экране. Разница именно в том, что одно явление исполняет функцию человека, а другое — функцию книги или телевизора.

Но то и дело я наблюдаю натуральные партсобрания с криками: «Как вы опустились до добавления в друзья N. и NN?» Причём, вполне в кафкианском духе, люди на таких собраниях каялись и объясняли своё поведение, говоря, что они это делали не из любви, а из научного интереса. По мне, так если к тебе подступают с претензиями «Да как вы смеете читать N.?» нужно тут же кинуть в этом направлении что-нибудь тяжёлое. С меня-то взятки гладки: я добавлял всех, кроме заведомых роботов. Впрочем, роботов тоже, признаться, добавлял — а с кем ещё говорить долгими зимними вечерами?

А следить за чистотой одежд в области подписок, вроде как бегать по книжным магазинам с требованиями: «Вот, если придёт такой худой и усатый, Игорь Петрович его зовут, вы ему моих книжек не продавайте, он многожёнец».

Придирчивое составление ленты, подобное жеманному труду флориста, очень уязвимо с точки зрения эстетики, особенно оттого, что Facebook сам решает, кого и когда тебе показывать.

В этом, кстати, великая уловка — люди часто упрекают друг друга в невнимании. «Отчего ты не звонил? Мне было грустно, а никто не обратил внимания!» «Я полгода назад написал, что меня бросила жена, а ты не комментировал». «Я жаловалась, что котёнок сдох, а ты не поддержал». Так вот, всему этому противостоит Facebook, на который можно перевести стрелки: «Ох, какой ужас! А мне противный Цукерберг этого не показал. Сочувствую». И все понимают, что лазить по чужим дневникам каждый день слишком трудоёмко, будто подбегать ночью к холодильнику — не появилось ли там чего?

Но, хозяйке на заметку, я-то добавляю всех, кто попросился, но тут же отписываюсь от всех их обновлений.

Итак, есть десятки причин, по которым бот или человек попадает в сосуд для чтения. Люди подписываются на других людей или ботов для того, чтобы быть в курсе новостей от какого-нибудь прекрасного человека или вовсе — противника или оппонента. Как посольство США выписывало газету «Правда», а специальные люди в ЦК КПСС читали американские газеты — это были их нормальные служебные обязанности. Фейсбук в этом смысле прекрасный пример, и не только потому, что в нём участвует два миллиарда человек. Люди подписываются на чьи-то сообщения автоматически, не думая — и фейсбук им может вообще ни разу не показать посты этого человека. Более того, в общей каше и сумятице показов вообще непонятно, кто что пишет. Эта социальная сеть мимикрирует под жизнь, она похожа на человеческую память, а через два-три года ты помнишь чужие слова приблизительно, если не записал их сразу. Так и здесь — электронные тексты исчезают, будто слова, унесённые ветром.

Так что думать сейчас, что некто должен «ответственно относиться к кругу друзей», «следить, кто попал в твой список для чтения» и вообще больше чем три секунды останавливать своё внимание на этой опции довольно глупо.

Равно как и мыслить в категориях, описанных в известной песен Владимира Высоцкого:

И восклицание «Удивительно! С ними у меня 18 (восемнадцать!) общих френдов!» напоминает «Боже! Они видели порнографические картинки!»

Сейчас думать что-то иное, кроме как «список френдов не отражает ровно ничего» — невозможно. У всех (и у меня) в ленте: родственники — нынешние и бывшие, друзья, знакомые, сослуживцы, непонятно кто, просто красивая женщина, чувак, который написал остроумную вещь, и с тех пор я его не видел, тётка, что клёво пишет о кино, опять неизвестно кто, потом мужик, которого я перепутал с однокурсником.

Это ряд, давно описанный одним знаменитым писателем: «Эти двусмысленные, приблизительные и неудачные определения напоминают классификацию, которую доктор Франц Кун (не без некоторого участия писателя Борхеса) приписывает одной китайской энциклопедии под названием „Небесная империя благодетельных знаний“. На её древних страницах написано, что животные делятся на а) принадлежащих императору; б) набальзамированных; в) прирученных; г) сосунков; д) сирен; е) сказочных; ж) отдельных собак; з) включённых в эту классификацию; и) бегающих как сумасшедшие; к) бесчисленных; л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти; м) прочих; н) разбивших цветочную вазу; о) издали похожих на мух». Оттого и происходят чудесные истории (иногда их рассказывают, как анекдот, но анекдот этот пару раз происходил на моих глазах. На улице тебе встречается незнакомец, он ласково улыбается, и выражает сочувствие в связи с болезнью сына. Спрашивает, как дела у дочери на работе. «Я так переживал, — говорит он, — ведь у моей в прошлом году был ровно такой же конфликт с начальником». Ты чувствуешь себя, как в дурном сне — а ведь это всего лишь твой френд, он привык к тому, что ты постоянно исповедуешься в Сети. Для этого знания вовсе не нужно быть маньяком и следить за людьми в широкополой шляпе и тёмных очках, достаточно лишь подписаться и читать о чужих проблемах и успехах за завтраком.

Более того: есть другая опасность — если тщательно выстраивать круг общения из единомышленников, то скоро окажешься в идеальном герметичном коконе. И потихоньку станешь терять контакт с действительностью.

Есть и следующая за ней беда: иногда человек начинает думать, что в Сети — тоже он. И всё то, что он наговорил «против шерсти» в Сети, слова не просто «френда», но живого человека. Что тогда обижаться, если с тобой перестали здороваться. Сеть очень интересный инструмент, потому что твоё злословие фиксируется, если не поисковой системой, то доброхотом, сделавшим скриншот — и да, меня бесят эти иностранные слова, но адмирал Шишков лежит в Александро-Невской лавре, и некому биться за чистоту языка.

Обнаруживать, что имярек в кругу подписок твоего товарища — это вроде как выяснять, что несколько твоих знакомых живут в одном городе. Люди моего города влияют на мою жизнь куда больше, чем эти подписчики — они везут меня в трамваях, продают хлеб и картошку, вопят от страсти за стенкой и гадят в подъезде. А большую часть тысяч людей, что якобы читают мои ежедневные записи в Сети, я знать не знаю. Я не ведаю об их половой принадлежности. Некоторые из моих подписчиков уже умерли, другие никогда не были живыми. Иногда ты помнишь имя, а иногда — только картинку рядом с именем. Лента — это даже не то, что мы читаем (Facebook кидает нам горсть постов по-своему, а не нашему выбору). И тут какой-нибудь твой товарищ произносит, заламывая руки: «О Боже! Восемнадцать объектов в непонятном пространстве снабжены стрелочками в сторону девятнадцатого!»

Да что там, у меня в этом списке остаточным образом болтается пара убийц (не от большой любви к ним). В общем, как говорил Поль Валери: «Никогда не судите человека по его друзьям. У Иуды они были безупречны»2.

Когда случается очередная человеческая неприятность сотни людей лезут проверить, не в друзьях ли они с фигурантами. Часто они вовсе не помнят своего давнего действия, то есть нажатия на кнопку мыши много лет назад. Спорить с этой общественной традицией — себе дороже. И я не стою на пути у высоких чувств, да и сам как-то притомился. У пенсионера не отнимешь батона — он и держит его крепко, да и мне радости никакой. Остаётся держаться своих друзей, неважно, сделанных из плоти или электричества. Их всё равно всё меньше и меньше.