СЛОВО О СЕРГЕЕ ДИКОВСКОМ

(на той войне незнаменитой)

Сергей Владимирович Диковский (1907 — 1940)

Ходят грустной парою
Комсомольцы старые.
Как горел их жадный взгляд
Ровно сорок лет назад.
Друг погиб под Выборгом,
А в друзьях нет выбора.
Грустно стариться теперь
Только в обществе потерь.

Михаил Светлов. «Грустная песня»

Писатель Сергей Диковский был убит 6 января 1940 года под Суомуссалми.

Это трагическая страница советско-финской войны, сравнимая с гибелью трёх римских легионов в Тевтобургском лесу. Спустя почти две тысячи лет после разгрома римлян, 163 дивизия Красной армии двигалась на запад, стремясь разрезать Финляндию надвое, в узком месте между южной и северной частями страны. Финских войск там почти не было, и советской дивизии противостояли наспех собранные финские добровольцы. И, несмотря на численное превосходство красноармейцы были окружены. На помощь им была брошена ещё одна, 44-я дивизия. Кончилось это всё катастрофически — обе дивизии были разгромлены. Несколько командиров и комиссаров вышедших к своим были потом расстреляны перед строем.

Вот при каких обстоятельствах прервалась жизнь писателя Диковского, военного корреспондента «Правды». Тогда же погиб и писатель Борис Левин. Через месяц был убит писатель Михаил Чумандрин.

Вообще говоря, Финская война странным образом выкосила множество прозаиков и поэтов. Говорят, что знаменитое стихотворение Твардовского «Две строчки» посвящено гибели его однокурсника, хотя в дневнике он писал иное:

Страницы дневника Бориса Заходера (который, разумеется, не думал тогда ни о каком Винни-Пухе, а пошёл добровольцем в лыжный батальон), полны боли и отчаяния, когда он пишет об убитом поэте Ароне Копштейне, который пытался вынести из боя раненого товарища, тоже поэта, Николая Отраду.

Всё это подытожено в старом стихотворении Михаила Светлова, вынесенном в эпиграф.

Финская война собрала страшную жатву среди советских романтиков.

И Сергей Диковский был один из них. Он родился в 1907 году в Москве, вырос на Украине, а после революции переменил множество профессий: «Был курьером, хористом в опере, расклейщиком афиш, носильщиком на вокзале, библиотекарем, репортёром, фельетонистом»1. С середины двадцатых он работал во множестве газет, попал на Дальний Восток и участвовал в боях на КВЖД в 1929 году.

Диковский пытался учиться японскому языку во Владивостоке, но через год бросил университет, потому что не мог это сочетать с работой корреспондентом «Комсомолки», а потом и главной советской газеты «Правда».

В это время он изъездил всю страну и даже побывал в Скандинавии, Финляндии и Японии.

В 1927 году Диковский вместе с будущим изобретателем майора Пронина Львом Оваловым стал публиковать в «Рабочей газете» приключенческий роман про английских рабочих «Взрыв». Роман этот Диковский, правда, вспоминал со стыдом как халтурную работу.

В 1934 году он принял участие в коллективной книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934), написав две главы в соавторстве. Одним словом, это классическая биография молодого советского писателя, пришедшего в литературу из газеты.

Он писал о рыбаках, рабочих и охотниках, но визитной карточкой Диковского стали рассказы из жизни дальневосточных пограничников и, в особенности, цикл конца тридцатых годов «Приключения катера “Смелый”». Самый известный из этих рассказов — «Комендант Птичьего острова». Вот как сделан этот текст: Диковский, используя почти джеклондоновский язык, конструирует новеллу с экономным сюжетом. Пограничный катер захватывает японское рыболовное судно. Довольно быстро обнаруживается, что судно не совсем рыболовное: на борту динамит, взрывмашинка и карты на чужом языке (сразу хочется процитировать знаменитое стихотворение Долматовского «Пуговица»: «...и карта укреплений с советской стороны»). Во время шторма буксир рвется, и матрос-пограничник вернее, краснофлотец, оказывается на маленьком необитаемом острове наедине с семью японцами. У него только наган с семью патронами, нет еды и нельзя спать. Тут начинается настоящий саспенс: внешне вежливые японцы ходят за ним наподобие хичкоковских птиц, пока ещё не нападая. Он вооружён, они — нет, но на стороне экипажа японского судна усталость, которая наваливается на героя. Три бессонных дня японцы ходят за ним, а он за ними.

Наконец, краснофлотца загоняют в воду, а за спиной его уже маячит другое японское судно. Герой готовится подороже продать свою жизнь, вот в него летят камни, сбивая прицел, он стреляет, и вдруг враг отступает. Краснофлотец не может сперва понять, почему, но, обернувшись, видит, что японскую шхуну конвоирует советский пограничный катер.

Он выстраивает своих несостоявшихся убийц и идёт к командиру с докладом. Краснофлотец идёт с закрытыми глазами, потому что уже спит на ходу.

Это очень хорошо сделанный текст. Недаром он был экранизирован в 1939 году (главного героя сыграл актёр Леонид Кмит, известный по роли Петьки в фильме «Чапаев»).

В декабре этого года Диковский был награждён орденом «Знак Почета» (такую же награду, кстати, тогда получил Константин Симонов).

Жизнь Диковского была прямым продолжением его прозы (или его книги были продолжением военного писателя). В 1933 году он рассказывал: «Ехали мы с Дебабовым на пароходе из Камчатки и целые дни проводили на палубе. Народу ехало много, — больше тысячи человек. Возвращались сезонники, рыбаки. Меня заинтересовали двое людей на палубе парохода. Вечером, в сумерках, в темноте, они разговаривали, днём они расходились, как будто незнакомые Я стал за ними наблюдать. Они похожи были на корейцев — глаза немного раскосые, смуглые Человек, мало бывавший на Дальнем Востоке, плохо отличает корейцев от японцев от китайцев. Но я жил там довольно долго и видел японцев. Смотрю, они ходят по палубе, подволакивая пятку. А японцы носят деревянную обувь и обычно подволакивают пятку. Я пошёл к пограничнику, который ехал вместе с нами, и сказал, что нужно на это обратить внимание. Он пригласил их в каюту. Оба оказались японцами. У одного было два паспорта, а у другого — ни одного.

Я не знаю, для чего меня просили об этом рассказать. Этот случай просто говорит о том, что журналист должен быть внимателен ко всем буквально мелочам...»2.

Неизвестно, как погиб Диковский: попала ли в него финская пуля или он замёрз в снегу на Раатской дороге. Говорили также, что он по ошибке выехал в располоржение финнов. В этой неопределенности есть тоже какой-то символизм.

Но важнее то, что Диковский был сам символом советской мобилизационной литературы.

Она была успешной в книгах Гайдара и Симонова, прошла проверку на прочность в боях на Хасане и Халхин-голе, но на финском морозе столкнулась с чем-то гораздо более страшным, чем отдельные поражения в той, в общем-то, выигранной войне. Призрак-предвестие других испытаний встал перед этими романтиками из Литературного института и МИФЛИ, перед такими самоучками, как Диковский.

И это означало не только биографические перемены, в этом была перемена стиля.

От революционного оптимизма к безжалостной реальности середины ХХ века. От будённовок к практичным ушанкам.

На той войне незнаменитой Диковскому ещё повезло.

От многих не осталось и двух строчек.