ЦИННОБЕР

Нраву он, не тем будь помянут, был пронзительного ― спорильщик и упротивный; а я тоже в девках воительница была.

Николай Лесков. «Воительница»

У писателя Гофмана есть одна сказка (её иногда называют новеллой, но в ней страниц сто). Её часто воспринимают, как смешную, но ничего смешного в ней нет, хотя всё действие происходит будто в декорациях из розовых кустов. Одна фея (не от большого ума) решает осчастливить несчастного ребёнка, похожего на альрауна (уродливого мелкого духа-оборотня), и наделяет его даром всем нравиться.

Действительно, жизнь его круто идёт в гору, вот он уже становится министром при дворе князя Пафнутия (хорошее имя), и гордо зовётся фон Циннобер. Всё бы хорошо, но он перешёл дорожку одному романтическому студенту (у Гофмана всегда есть в запасе какой-нибудь романтический студент), и как раз этот студент лишает великого Циннобера неожиданного дара.

И вот перед толпой маленький уродливый ребёнок, а толпа, которая только что боготворила мудрого Циннобера, начинает кричать: «Альраун! Как он уродлив! Как он мерзок!», — видимо, подразумевая, что они-то лучше.

Это непостоянство толпы как раз и есть самое страшное у Гофмана. Несчастный Циннобер вновь превращается в бедного крошку Цахеса, и единственный, кто испытывает к нему хоть какое-то человеческое чувство — его мать. Впрочем, и это уже посмертно, потому что Цахес утонул в ночной вазе и придворные его хоронят, как хоронят дети умершую канарейку.

Меня давно интересует этот социальный прибой, похожий на морской. После того как в поле зрения толпы появляется неожиданный человеческий феномен — будь то знойная балерина, нервная жена олигарха или чудо-ребёнок, то сначала идёт волна весёлого добродушного изумления «ты бачь», потом набегает волна раздражения, когда феномен подсаживается к тебе в жизнь, лезет на тебя из дырок в утюге и говорит что-то странное. Третья волна в этом прибое — появление людей, которые говорят на манер персонажа фильма «Покровские ворота»: «А если он прав?», — и это довольно опасно для впечатлительных персонажей, потому что абсолютной неправоты нет ни у кого, даже, по слухам, у Врага рода человеческого. Поскольку среди людей, раздражённых какими-нибудь поп-феноменом, немало просто недобрых, то гуманисты норовят побить раздражённых, ну и раздражённые не остаются в долгу. Наконец, последняя волна цикла смывает всё — феномен оказывается на почётной пенсии, как юная нобелевская лауреатка в Канаде или та двенадцатилетняя девочка, которой было страшно выходить из дома из-за озоновой дыры (она, кажется, рассказывала об этом с трибуны ООН). Проблема — на прежнем месте, фонды — при деньгах, и только рассорившиеся бескорыстным образом друзья с удивлением озираются: как они могли набрызгать яда в самое дорогое — собственные человеческие отношения.

Меня как-то спросили, что рациональный человек может извлечь из истории со шведской девочкой, которую прибоем принесло в неокрепшие умом русскоязычные сети. (Про мировое признание и вовсе говорить не приходится.)

Сам феномен этот оказался на слуху именно мгновенно, меж тем появился не вчера. Удивительна быстрота оборота человека в этом движении воды и пены. История, впрочем, знает множество девочек, с которыми случилось Откровение и они пришли к людям рассказать правду. Это своего рода канон, и там есть девочки, говорившие не только об экологии, но и об ужасах войны, о нарушении прав человека, о том, как они увидели Богородицу, и многих других важных вещах.

Самая известная из них — одна француженка, и расписание её жизни довольно стремительно.

Жанну д'Арк сожгли в неполные двадцать. Она родилась примерно в 1412, а взошла на костёр в мае 1431. В тринадцать лет она слышит голоса (1425). Эта латентная фаза продолжается года три: девочка находится вне публичной сферы. Когда ей шестнадцать (1428), она приходит к местной власти, но её прогоняют. Она возвращается через год, и ей разрешают ехать ко двору. Она попадает туда в марте 1429 года, и в конце апреля уже воюет. Три месяца войны, потом зимняя пауза-спячка, по весне снова три месяца войны, а дальше — плен и понятно что. В итоге всё обернулось за год с небольшим.

Сейчас времена не в пример более гуманные, и знаменитые девочки погибают не так часто.

Чаще толпа начинает испытывать неприязнь. Это особое чувство: смесь раздражения от новых глупостей со стыдом за собственный былой восторг.

Но что может извлечь честный обыватель из такого феномена, если он не является человеком верующим? (А современная экология есть во многом предмет веры, и войны вокруг её постулатов на поверку выходят религиозными войнами).

Во-первых, это опыт, который учит обывателя работе с внешним раздражителем — вот ты оказался в полосе прибоя, где только и говорят о чём-то. Что тебе сделать: отойти в сторону, кинуться в бой, испытать раздражение от того, что в интернете кто-то неправ, облегчение от психотерапевтического выговаривания? Можно выбрать любое, и всё может оказаться цинично-полезным. Надо понимать границы своего знания, и вовсе не стыдно сказать себе: «Я этого не понимаю и не уверен, что мне это нужно».

Во-вторых, вспомнить, что внешний мир норовит тобой манипулировать. Ну да — некоторые мои друзья, да и я сам имели опыт, когда гопники, собираясь отнять у тебя деньги, выставляли перед собой инвалида или малолетку. У малолетки всегда иммунитет, а бывает ещё букет разных отклонений от нормы. Раздражается ли честный обыватель, когда перед ним появляется кто-то с общественно-дипломатическим иммунитетом? Да, примерно так же, как от мальчика, вставшего на пути с требованием «Дай десять копеечек». Ну, правда, в современном мире счёт на миллиарды.

И честного обывателя не смутить порицанием «да у вас подгорело», «онижедети». Тут бы ещё его удержать от того злорадства, которое так страшно (и мимоходом) описал Гофман в финале своей сказки.

В-третьих, давно существует конструкция, которая оправдывает переход от рационального знания к религиозному откровению: «устами младенца глаголет истина», «мальчик не может быть неправ, и король голый» и тому подобное. Вообще, вся надежда цивилизации на детей, и у них презумпция истинного высказывания. Их сложно заподозрить в лоббировании своего бизнеса, прямой корысти, в конце концов, они лучше выглядят, чем одышливые старики и толстяки-мироеды. В них весёлый пафос праздника непослушания.

Но, так или иначе, весь современный мир с его медициной, технологиями, продлением жизни и снижением детской смертности построен на рациональном знании. А у честного обывателя есть искушение: мифологическое сознание всегда приятнее, оно повышает самооценку, а научный опыт, сын ошибок трудных, спотыкается, норовит сделать шаг назад и осмотреться. А мифологическое сознание (так, кстати, было и во времена Орлеанской девы) говорит: всё здесь и теперь, мы знаем — как, встань и иди. Победа будет сейчас, ждать не нужно.

Можно представить себе энтузиазм молодых голодных людей, когда перед ними выбегал на трибуну лысоватый человек с рыжей бородкой и кричал: «Вы, вот вы — те люди, что уже будут жить при коммунизме».

Но медленное рациональное знание всегда побеждает — в отдалённой перспективе.

Делу шведской девочки внезапно повезло. Будто добрая, но не очень умная волшебница склонилась над ней и прошептала: «Хочешь, самолёты перестанут летать, загрязняя воздух? Хочешь, заводы встанут?». Началась мировая эпидемия, но учёные с градусниками и пробирками доложили, что ничего, собственно, не изменилось. «Ну ладно, — сказала фея. — Наверстаем». И запылали пожары, стали рушиться дома, запахло горелым мясом, будто равнодушный бог напоминал людям, что причины меняются, а беды постоянны и множатся.

И честному обывателю, стоящему на берегу бушующего моря, нужно сделать главный выбор.

Девочка, придумавшая школьные забастовки получила степень почётного доктора теологии. Впрочем, в честь неё ещё назвали лягушку.

Нет, не выбор между наукой и верой, это-то бог с ними. Выбор обывателя куда важнее — бросить ли в топку религиозной войны свои отношения с коллегами и друзьями, отношения с приятелями на рыбалке и в кружке по вязанию. Стоит ли примкнуть к толпе, что хвалит господина Циннобера, а потом вопит ему в окна: «Долой эту маленькую бестию! Выколотить его из министерского камзола! Засадить его в клетку! Показывать за деньги на ярмарках!»

Стой, обыватель, смотри на катящиеся на тебя валы и думай.