БУРЯ

В десятый день месяца муссонов командующий Государственной гвардией Юлиус Калибан шёл по галерее дворца. Форменный плащ развевался от быстрой ходьбы, и командующий Госгвардией был похож на римского легионера. Аудиенция была ежедневным ритуалом, и начальник знал, что всё, что он скажет скороговоркой не так важно.

Главный член дуумвирата давно обо всём знает или не хочет ничего знать, но так повелось с тех времён, когда инсургенты высадились в заливе Трёх поросят, и судьба революции висела на волоске. Тогда он по нескольку раз в день перемещался вдоль этих арок, ещё помнивших шаги прежнего правительства, одышливое дыхание толстяков и их отрыжку.

На острове было два вождя — Малыш Тибул и Великий Просперо, которого уже десять лет никто не видел. Малыш Тибул был лицом революции, а Просперо — её сутью. Поэтому Великий Просперо удалился в научный институт в горах, где крепил оборону Острова. А малыш Тибул отвечал за веселье и развлечения, что было свойственно артисту.

Он принимал парад в седьмой день месяца пассатов, и перед балконом дворца тянулась бесконечная толпа освобождённого народа. Малыш Тибул махал ему с балкона с некоторым трудом. Руки уже плохо повиновались ему. Он безобразно растолстел, и пальцы у него были похожи на сосиски. «Нет, — подумал Юлиус Калибан, не снижая скорости. — Скорее, на сардельки».

В это время вождь уже проснулся. Он несколько минут лежал, глядя в потолок, будто осознавая окружающий мир. Никто не смел его будить, он даже думал переменить это правило — ведь если ему под утро станет плохо, то никто не поможет, так он и останется жирной тушей в кровати. Ну, может, свалится на пол.

Он спустил ноги вниз. Ступни не доставали до пола, и он долго рассматривал их, как что-то чужое, болтающееся внизу. Как безобразно он растолстел, ноги теперь похожи на сосиски, даже нет, на сардельки. Щиколотки вообще были не видны. А ведь когда-то он ходил по канату. Вождь вспомнил тот день, когда шёл по тонкому проводу между домами, и госгвардейцы стреляли в него с мостовой. Теперь они охраняют покой вождя, и их форма ничуть не изменилась — всё те же перья на парадных треуголках, и те же кители для повседневного ношения. Буря революции оказалась бессильна против этой эстетики.

Малыш Тибул давно понял, что главное в армии — это мундир. И мундиры Госгвардии оставались всё той же фантазией на тему Империи. Это он видел в американском фильме, где взрывы грохочут в пустоте и распускаются, будто хризантемы. Очень важно, чтобы у кителя был воротник стоечкой. Империи, где гвардия носит отложной воротник, не выживают.

Вождь одевался сам, но камердинер ждал за дверью, всегда готовый прийти на помощь, но пока вождь мог сам натянуть мундир на жирное тело. Сейчас ему расскажут про дирижабль.

— Дорогой друг Тибул, — произнёс Юлиус Калибан. «Дорогой друг» было официальное обращение к любому члену партии, вплоть до дуумвиров, принятое в первый год революции.

— Дорогой друг Тибул, — докладываю вам, что в связи со сложными метеоусловиями, мы закрыли границы. Станции слежения обнаружили дирижабль рядом с островом. Он пересёк черту нашей ответственности, а потом пропал с радаров. Предположительно, разбился в горах.

— Экипаж? — нетерпеливо перебил вождь.

— Экипаж ищут, дорогой друг Тибул, — поклонился Юлиус Калибан. — Мы перекрыли все тропы в горах.

Всё это было очень неприятно, потому что такие новости вызывают брожение в умах.

— В медиа не упоминать, завтра доложить о поимке, — Малыш Тибул знал, насколько медиа важны, потому что медиа не мессадж, а ржака. Медиа должны быть ржакой, потому что ржака сильнее любого послания. Он десять лет заведовал ржакой на Острове, то и дело вспоминая Трёх толстяков, один из которых владел всем хлебом, другой — углём, а третий — сталью. «Типичная сырьевая экономика, — думал Малыш Тибул, — Прошло это время. Теперь только ржака. Ржака ломит сталь и уголь. Она давит даже хлеб, но, конечно, если правильно реализована. Я занимаюсь мечтами и снами, а Просперо — всего лишь оружейник, хотя и с навыками массового поражения... Но отчего же я так толстею?»

Великий кудесник Ариэль Карлсон специально прилетал к нему из лаборатории в горах, чтобы делать липосакцию, но ничего не помогало.

Малыш вдруг вспомнил, как они убивали толстяков. Двух поймали в порту, когда они готовились покинуть Остров на яхте, а третьего схватили в аэропорту. Впрочем, не схватили, а просто сбили самолёт со всеми пассажирами, уже считавшими своё бегство успешным.

Малыш Тибул убил толстяка, заведовавшего хлебом, сам. Он был так толст, что пули вязли в его жире. Тогда Малыш Тибул перерезал ему горло, что тоже, в общем, было нелегко. Его удивило, что толстяк перед смертью не молил о пощаде, а коснулся руки Малыша.

— Какой худенький, — прошептал толстяк. — Ну, ничего, поправишься.

И нож, наконец, пробил его горло. После этого бывший правитель только хрипел и булькал.

Малыш Тибул действительно поправился, говоря попросту — растолстел. Жизнь его продолжалась только благодаря доктору Ариэлю Карлсону.

Это был настоящий маг, он мог превратить белого в негра и наоборот. Ему были подвластны стихии, недаром его звали Ариэль. Доктор Карлсон. Впрочем, имён у него хватило бы на несколько человек. Карлсон был ещё Гаспар, Мельхиор, Балтазар, ну и Ариэль, конечно. Когда-то он спас Малыша от госгвардейцев, превратив его в карлика. Рост Малыш себе вернул, но после победы революции у Карлсона начались неприятности, он даже сидел в тюрьме.

Как-то Просперо позвонил ему из своей лаборатории в горах.

— А вот Ариэль, Ариэль Карлсон, тот, что тебя прятал… Он — мастер? Скажи, мастер?

Малыш замялся.

— Он сумасшедший.

— Но — мастер?

— Пожалуй, мастер.

И Просперо отключился.

Нет, не стоило тогда оставлять это дело на самотёк. Сумасшедший Карлсон был полезен, и если им заинтересовался Просперо, то не стоило отпускать его. А теперь Карлсон работал на оружейника. Собственно, он и сам был великим оружейником. Просперо поставил дело на широкую ногу: оружие было тем, в чём он хорошо разбирался. Атомный проект, биологический проект, генетическая зараза, геофизическая бомба. Просперо наводил на учёных страх своим пенсне, но только они и видели второго вождя. На публике он не показывался.

Освобождённый народ и весь мир знал только Малыша Тибула, потому что он был лицом, а Просперо, как уже было сказано — сутью. После предательской вылазки в заливе Трёх поросят внешние враги их уже не тревожили, что не помешало Дуумвирату уничтожить антипартийную группу. Группа, разумеется, была связана с заграничными кругами. У негодяев нашли письма эмигрантов, даже от самого Тридвадваса, которого десять лет прочили в правительство реставрации.

Суок казнили вместе с мужем, бывшим наследником.

Его повесили первым, и Суок, по недосмотру палача, вырвалась и обнимала ноги толстяка, уже висевшего в петле. Наследник всегда имел склонность к лишнему весу. Но в тот момент Малыш Тибул больше поразился тому, как подурнела Суок. Она была похожа на жабу, и отчаяние толстой женщины, мечущейся по помосту, неприятно удивило Малыша. Суок быстро поймали, и она вскоре присоединилась к своему мужу.

А ведь он когда-то был с ней — в ту ночь, когда буря революции смела Трёх толстяков. Тогда все были пьяны свободой, и он столкнулся с Суок, бродившей по дворцу в поисках Наследника. Они обнялись, и как-то так само собой получилось, что они упали в кровать под балдахином. Они сочетались в немыслимых позах, как только могут сочетаться гимнасты. Они были гибки и затейливы, Суок будто неслась по канату над площадью, зажав в зубах спасительное крепление, они прыгали на батуте и раскачивались на трапеции. Она орала во весь голос, а он не отставал от неё, крича: «Великая буря! Слава революции!» Потом они оделись, обнялись, и Суок снова отправилась на поиски наследника. С тех пор это не повторилось, разве один случай на третью годовщину освобождения, но у обоих уже была проблема с лишним весом.

С наследником Суок жила не очень счастливо, и кажется, экспериментировала на стороне. Она стала Министром кинематографа и цирков, и только потом потеряла политическое чутьё. Весь Остров говорил о заговоре, в который входили циркачи и спортсмены. Доказательства были так убедительны, что Малыш со временем и сам поверил в своё изобретение.

В школьных учебниках о казни упоминалось вскользь, как о конце деятельности антипартийной группы, готовившей мятеж и убийство обоих членов Дуумвирата. Революции всегда нужен заговор в интересах внешних сил, он, как цемент, скрепляет народную веру.

Теперь власть была прочна, а вот сейчас в ней образовались невидимые трещины. Именно поэтому Малыша так тревожила судьба неизвестного дирижабля. Он знал, что именно такие события могут оказаться той соломинкой, что подламывает ноги государственному верблюду. Тем более что и в столице было подозрительно спокойно, как в кастрюле, которая сама не знает, закипеть или нет.

«Это не ржака, — подумал Малыш. — Это серьёзно».

Прошло несколько дней. Телевизор был по-прежнему полон музыкой и танцами. Но тревога Малыша нарастала. Подходил срок очередной липосакции, но оказалось, что Карлсон занят новым проектом и не может приехать. «Что ж, — решил Малыш, — если гора не идёт к вождю, то вождь сам летит в горы». Он приказал готовить вертолёт, несмотря на тревожный метеопрогноз.

Ожидалась буря, а бури на Острове всегда были очень разрушительны. Лётчики требовали выждать несколько дней, но Малыш отчего-то вспомнил площадь и толстый провод, по которому он пробирался мелкими шагами. Пропасть не преодолевается в два прыжка.

Во время короткой паузы между ударами стихии Малыш Тибул прилетел к Просперо.

Первым, кого он увидел на вертолётной площадке в горах, был Юлиус Калибан, и впервые за много лет, ужаснулся тому, насколько он безобразен.

В животе заныло, и Малыш даже рыгнул. Кажется, всё. Если Юлиус здесь, то дело кончено. Десять лет он предполагал, что Дуумвират может рассыпаться, и с ним что-то может случиться. Он всегда чувствовал, что будет жертвой. Сначала был Союз Девяти, потом — Три толстяка. Теперь правит Дуумвират, но остаться должен только один, это очевидно. А Юлиус Калибан, Малыш знал это, всегда имел чутьё на слабое звено в государственной цепочке. Революция всегда пожирает своих детей, и Малышу просто подарили десять лет, пока он окончательно не превратится из гибкого юноши в жирную тушу.

Просперо еле помещался на своём кресле. Его тело обтекало сиденье и свешивалось вниз.

— До чего мы дожили, дорогой друг, — произнёс Малыш. — Боссе, до чего дожили мы.

Он назвал своего товарища так, как он называл его во время дружеских попоек. Тогда они бессчётно пили вино, специально привезённое с Кавказа. Просперо назвали «Боссе» старые товарищи, которые его помнили ещё по тем временам, когда он был нелегальным оружейником и делал штурмовые винтовки на подпольной фабрике.

— Ты слышал про дирижабль? — спросил Малыш Тибул.

Просперо отвечал, что у него всё под контролем, но по той паузе, которая случилась перед словом «контроль», Малыш понял, что не всё.

Просперо с трудом встал, и они, тяжело дыша, отправились на прогулку. У Просперо тут был собственный зоопарк. По огромной клетке ходила пантера, тяжело вздыхал медведь, ухали неизвестные птицы.

О дирижабле они уже не говорили, речь была отрывиста, как у двух толстяков, которые экономят силы. Малыш понял, что толстый Боссе, брат по борьбе, хочет с ним попрощаться, прежде чем отдать необходимые указания.

Он понимал, что его сейчас будут убивать. Нужно было подготовиться, чтобы это было достаточно красиво. Не так, как это случилось с Суок, во всяком случае. Малыш решил, что, когда наступит последняя минута, нужно успеть сказать тому госгвардейцу, что поднимет оружие, несколько слов. Наверняка это будет такой же худенький, что сейчас идёт за ними. А то и вовсе он. Нужно ободрить его, ведь в будущем наверняка он потолстеет.

Чуть подотстав, за ними двигался командующий Государственной гвардией.

Вожди сделали круг по зоопарку и подошли к веранде, где уже был накрыт стол.

Худенький госгвардеец откупорил бутылку с ромом и разлил его по стаканам. Время длилось, текло, как эта густая коричневая жидкость, и Малыш Тибул поймал себя на том, что он торопит события.

— Время жить, и время умирать, — сказал Просперо.

Малыш согласился, и они выпили. Ужин был похож на поминки, то есть немного скорбен.

— С экономикой у нас неважно, — Просперо жевал задумчиво и вдумчиво, сразу было видно, что он не торопится. — Но с экономикой у всех сейчас трудно.

Худенький мальчик в кителе с воротничком-стоечкой двигался бесшумно, безукоризненно и аккуратно меняя блюда. За креслом Просперо стоял командующий Госгвардией Юлиус Калибан и излучал абсолютное безразличие. Нет, нельзя было отпускать Карлсона, теперь ему не спастись. Наверняка Ариэль придумал бы какую-то машину с пропеллером, а теперь не он, Малыш, а Просперо перекрасится в негра и сбежит на ней.

— Да, у всех теперь с экономикой плохо. Пандемия, — выдохнул Малыш Тибул.

— Но кто-то должен ответить за то, что у нас не всё так хорошо, как должно быть.

— Можно что-нибудь придумать.

— Я уже придумал, — ответил Просперо.

В этот момент Юлиус Калибан достал пистолет с длинным стволом и, брезгливо улыбаясь, прострелил голову Просперо. Дуумвир откинулся в кресле. Изо рта у него торчала куриная ножка.

— Что дальше? — спросил Малыш.

— Дорогой друг Тибул, у нас настоящая буря, — ответил Калибан. — В столице народ вышел на улицы. Сами понимаете, народу нужна жертва, и это вы. Этого-то (Калибан потыкал стволом в живот дорогого друга Просперо) уже давно забыли, он давно в тени. Остаться должен только один. К тому же наш дорогой друг Просперо был готов к побегу, для него даже изобрели специальную летающую машину. Не поверите, он собирался превратиться в негра.

— А вы, Калибан?

— Зачем мне бежать, дорогой друг? Государственная гвардия вечна. Вы ведь знаете, у нас даже мундир не меняется. А вам нужно подготовить речь.

Малыш Тибул засунул в рот кусок копчёного мяса и задумался. Речь. Верно, речь. Говорить много не придётся, если много болтать, выйдет какая-то ржака. Да он всё уже придумал. Надо успеть сказать, что все они поправятся.