БАБОЧКА
Дядюшка Ю проснулся за несколько секунд до звонка. Зачем ему этот дар, это умение проснуться чуть раньше, он никак не мог понять, ― сердце всё равно бешено колотилось, подготовиться ни к новому дню, ни к чему вообще таким образом нельзя.
Но сразу же в уши полилась вкрадчивая мелодия телефона. Его мир уж точно не стал радостнее, когда он понял, о чём просит телефонная трубка.
А ведь только что ему снилась огромная мохнатая бабочка с крыльями мрачного чёрного цвета, которая с любопытством смотрела на него с потолка. Дядюшка Ю с опаской перевёл взгляд на потолок ― он был пуст и чист.
Каждое утро он делал неприятное открытие ― жены не было рядом. В пространстве сна, пока мохнатая бабочка находилась в поле его зрения, он ощущал рядом тепло женского тела. Жена всегда разбрасывала в стороны руки, и перед рассветом он гладил её равнодушную ладонь, торчащую из-под одеяла.
Но теперь каждое утро он просыпался один.
Сейчас, как и каждое утро на протяжении пяти лет, он медленно спустил с кровати ноги, увитые взбухшими венами, и стал привыкать к перемене положения в пространстве.
Его вызывали на службу, только когда дело было серьёзное, а если вызвали, значит смерть пришла в их маленький курортный городок. Городок как бы не существовал, он был за пределами карты, пределами сознания. Северные территории существовали за штатом, даже чёрного порошка ему сюда почти не присылали. Как работать без порошка по серьёзным делам ― было непонятно.
Дядюшка Ю медленно оделся и попрощался с портретом умершей жены на вечно светившейся в углу электронной фотографии.
Через полчаса он уже стоял в гостиничном номере, где, раскинув руки, лежал молодой человек. Фотограф уже ушёл, и у тела переминался только помощник дядюшки Ю.
― Префектура не любит, когда туристы умирают, ― сказал помощник печально. ― Смерть не очень хорошая реклама нашему туризму.
― Не тот сезон, когда что-то может помочь нашему туризму, ― и дядюшка Ю посмотрел в окно, в которое зимний ветер бросал ошмётки солёной пены. ― А до весны все забудут об этом финне.
― Он швед. Швед по фамилии Свантессон.
― Не важно.
Дядюшка Ю начал разглядывать тело. «Интересно, ― подумал он, ― он сидел в своём номере в костюме. Даже при галстуке… Кто сидит в номере в костюме, особенно с молодой женой? Кто из этих новых европейцев едет в свадебное путешествие зимой и сидит потом в номере в костюме и затянутом, как удавка, галстуке? Интересно, в этом ли костюме он женился? Дурачок».
― Можно вынимать? ― спросил помощник.
― Да вынимайте, чего на него смотреть.
Тогда молодой полицейский, аккуратно взяв за кончик рукоятки длинный тонкий меч, выдернул его из груди покойника.
― Дешёвка, дешёвка для туристов, ― брезгливо отметил помощник. ― Я думаю, купили тут же, в сувенирной лавке.
― А где жена этого несчастного?
― С женой работает психолог.
Дядюшка Ю заглянул в соседнюю комнату, но заходить туда не стал.
― Она говорит, что её изнасиловали. То есть какой-то тип влез в окно и убил её мужа. А потом её изнасиловал, она говорит, что это был ниндзя, но без маски и с виду ― европеец.
Дядюшка Ю опять с тоской поглядел в сторону соседней комнаты.
― А завтра она скажет, что приехала из Кореи мстить за честь бабушки. Значит, с ней будем говорить завтра. Следы-то есть?
Оказалось, что следы есть, и в окно действительно кто-то лазил, и анализы взяты, и всё случилось правильным образом за то время, пока дядюшка Ю сидел дома на кровати, свесив ноги и привыкая к вертикальному положению.
― А отпечатки?
― Есть отпечатки, ищем по базе. Вы будете с кем-нибудь ещё говорить? С ночным портье? Нет?
Но говорить пришлось вовсе не с портье.
Когда дядюшка Ю уже собирался вернуться в постель, на улице перед отелем поймали другого шведа (помощник тут же неуклюже сострил по поводу изобилия шведов и их семейной жизни). Всё было прекрасно: дело завтра будет закрыто, сюжет прост ― пьяная ссора из-за женщины, насилие, драка, и вот уже острый сувенир из плохой стали торчит в груди молодожёна. Швед Людвиг Карлсон, впрочем, уже признался в убийстве. Дядюшка Ю с любопытством смотрел на него, но швед тут же стал объяснять, что убийства никакого не было, а была честная дуэль.
― Из-за женщины. Она хотела отдаться мне, она хотела меня, знаете, есть в ней какой-то изгибчик… Впрочем, вы не поймёте. И я не смог сопротивляться ― да и знаете, этот наш малыш был такой мямля…
― Отчего же не пойму? ― улыбнулся дядюшка Ю. ― Изгибчик. Ну и вы засадили соотечественнику между рёбер сувенирный меч ― из-за его невесты. Она, правда, говорит, что вы её изнасиловали.
― Врёт, тварь! Врёт ― мы знаем друг друга не первый год. Зачем она врёт, мы же давно с ней…
― Вот так привычка у вас ездить в свадебное путешествие втроём. Это что-то национальное?
― Перестаньте! Я приехал к бабушке!
― У вас тут бабушка?
― Ну, не здесь, она в Ямагате. Преподаёт шведский. Я просто заехал в гости к этим идиотам.
― А зачем залезли в окно?
― Романтика. Я же говорю, что вы не поймёте.
― То есть вы утверждаете, что не насиловали жену убитого?
― Какое там, вы бы её видели. Она сама кого захочет… Ну, в общем, не насиловал.
Ночь уползала в горы, а край неба над океаном стал светлеть, будто серебряная бабочка осыпала пыльцой с крыльев небо на востоке.
Теперь дело выходило отвратительным, картинка переворачивалась, как в детском калейдоскопе пхао-пхао. Ну хорошо, убийца у нас есть, мы не можем понять мотив, и все, как всегда, врут. Все врут ― как ему постоянно говорил его друг, доктор-патологоанатом. Правда, потом он прибавлял: «Кроме моих пациентов».
Но тут дядюшке Ю сказали, что из номера ещё кое-что пропало ― деньги и пара колец. Карлсон даже завизжал, когда ему об этом сказали:
― Я, может, убийца, но не вор!
Картинка в этом калейдоскопе перевернулась ещё раз, когда дядюшка Ю дошёл до ночного портье. Им оказался прыщавый молодой человек, всё время отводивший глаза. Прыщавый сразу не понравился дядюшке Ю, и полицейский, рассеянно выслушав его рассказ, вдруг перехватил руку портье и быстрым движением заломил её за спину юнца. Затем дядюшка Ю залез цепкими пальцами в карман форменного гостиничного пиджака. На дне кармана покоились два кольца и деньги, свёрнутые в маленький цилиндрик, перехваченный резинкой.
― Ещё раз, ― спросил дядюшка Ю бесцветным голосом, ― как всё было?
Ночной портье заплакал, и только сейчас дядюшка Ю увидел, как тот молод. «Он не просто молод, он ― мальчик. Маленький глупый мальчик, ― подумал старик. ― Но жизнь этого мальчика сегодня уже переменилась навсегда».
― Моей сестре нужно учиться, ― сказал, шмыгнув носом, ночной портье.
― Итак, ещё раз: как всё было.
Мальчик в форменном пиджаке сказал, что он думал, что шведы будут заниматься любовью втроём, как у них принято. Он точно думал ― втроём, и так, конечно, у них принято. Он хотел подсмотреть или, если повезёт, записать.
― Записать? Удалось?
― Нет, не удалось.
Итак, муж с женой о чём-то спорили, а потом отворилось окно, и в комнату влетел этот третий, и мальчик понял, что гость возник не вовремя. Третий был лишний, и не просто явился в неурочный час, а раскрыл тайну измены. Молодой муж выхватил сувенирный меч из той корзины с покупками, что ночной портье видел накануне. Они начали драться, но любовник был ловчее и повалил мужа. И тогда жена подобрала с пола меч и вонзила в супруга, пригвоздив его к полу, как бабочку. «Надо же, какие хорошие делают у нас сувениры», ― подумал дядюшка Ю, а портье продолжал:
― А вот после этого они действительно начали ― прямо рядом с телом, они…
― Достаточно, ― оборвал дядюшка Ю, ― потом ты поймёшь, маленький глупый мальчик, что это ужасно скучно, то, что было потом. Впрочем, потом ты забрал с туалетного столика кольца, а из кармана убитого деньги.
― Да, пока они были в душе.
― Эти финны оба были в душе?
― Они ― шведы, но да ― оба. И он, и она.
Портье увели, но ясности в деле не появилось.
Помощник выглядел измотанным, и дядюшка Ю отпустил его.
Ему никто не был нужен для дальнейшего. Дядюшка Ю поставил рядом с трупом на ковёр две курильницы и вынул из кармана пакетик с чёрным порошком.
Порошок, попав на пламя, превратился в горький и едкий дым.
И из этого дыма выступил бледный, полупрозрачный молодой швед. Он стоял посреди комнаты, затравленно озираясь.
Дядюшка Ю заговорил с ним по-английски, тщательно подбирая слова, но призрак всё равно не сразу понял, чего от него хотят.
― Нет, ― сказал он внезапно посиневшими губами, ― я сам. Никто меня не убивал. Я застал их обоих, они были как безумные, кажется, они приняли что-то, какие-то вещества. Карлсон всё изображал, как он может летать по комнате, а потом они повалились вместе и стали… Ну, я думаю, они вообще не понимали, что делают, и это было самое обидное. Я стоял над ними, и они не обращали на меня никакого внимания. И тогда я достал этот фальшивый меч и ударил себя в грудь. А они всё пыхтели и не заметили ничего. Понимаете, я лежал рядом, а они ничего не замечали. Карлсон сколько хочет, может думать, что убил меня, но правда в том, что это сделал я сам.
«Всё путается, как детали сна перед пробуждением», ― подумал дядюшка Ю и медленно убрал курильницы.
Он посмотрел в окно. Солнце уже взошло, а океан был спокоен, будто в него налили масло.
Изредка по этой плоскости пробегала рябь, будто кто-то надвигал один лист рисовой бумаги на другой. Он никогда не смотрел на океан в этот час под этим углом, может, в этом была причина, но нет, нет. Что-то было странное в движении воды, это был даже не след на воде, а стык двух изображений. Так менялась бабочка в его снах, перед тем как зазвонит ночной телефон.
Теперь дядюшка Ю догадывался, почему это так происходит, ― это накладываются друг на друга два сна таинственного существа, так похожего на гигантскую мохнатую бабочку, дробятся и готовятся исчезнуть, потому что память о снах в голове другого существа, как и сами сны, хрупка и непрочна.
И вот сейчас мир дёрнется, и пропадёт всё: и номер в свадебных сердечках, и это тело у его ног, и весь его мир.
Вопрос был только в том, успеет ли он прежде добраться домой и уснуть.