АКТЁРСКАЯ СТАРОСТЬ
Святая воля провиденья…
Артистка сделалась больна,
Лишилась голоса и зренья
И бродит по миру одна.
Бывало, бедный не боится
Прийти за милостыней к ней,
Она ж у вас просить стыдится…
Подайте ж милостыню ей!
Подайте ж милостыню ей!
Пьер-Жан Беранже в переводе Дмитрия Ленского.
В прежние времена, в эпоху литературоцентрической цивилизации, недостижимым образом успешности была позиция писателя. Журналисты тех времён хотели стать писателями, а писатели, даже занимаясь газетной работой, старались не терять своего высокого звания. Потом журналисты стали куда главнее писателей. И наконец по-настоящему пришло «общество спектакля», где главной стала профессия актёра. Но есть и такой жанр: статья или фильм о том, как ужасно обернулась судьба знаменитого актёра, который умирает в захламлённой квартире. Они обычно оканчиваются так: «Смерть возлюбленного вызвала у N. сильнейший стресс. Успокоение она стала искать в спиртном. Вновь появились «странные» люди, из квартиры стали исчезать вещи, но ей уже было всё равно» или «Когда квартиру вскрыли, то среди гор мусора...».
Тема смерти — одна из самых важных тем вообще, но есть два обстоятельства. Первое: мне вообще мало интересны актёры — как ни странно, они редко говорят что-то поучительное. Стареющие политики, журналисты, учёные — это совершенно другое. Более того, я смотрел документальные фильмы типа «Знаменитые пары Голливуда» и недоумевал: что мне могут дать истории этих скучных людей, живых и мёртвых. Именно что с недоумением я смотрел на всё это. Хоть были исключения, но они чрезвычайно редки, так что не стоит даже называть фамилий. Второе наблюдение следующее: актёры с театральным опытом, а не только кинематографическим, интереснее в своих пенсионных разговорах.
Есть такая картина художника Лактионова «Обеспеченная старость» (1956-1960), имеющая, так сказать, подзаголовок «Ветераны русской сцены». Того самого Лактионова, чья работа «Письмо с фронта» в моё время украшала каждый школьный учебник. Сейчас «Обеспеченная старость» висит, кажется, в Киевском музее.
Александр Иванович в официальных рассказах говорил об «Обеспеченной старости» так: «Мне хотелось написать монументальную композицию о счастливой старости. И вот сижу я месяц в мастерской, сижу два, пишу эскизы. И чувствую, что тема, как я её задумал, изобразительно не выходит, а получается то ли воскресное чаепитие стариков, то ли веселая встреча охотников... Мучился я над композицией, пока мой друг не посоветовал мне поехать в Дом ветеранов сцены, посмотреть, как живут старые актеры. Поехал, познакомился с замечательными людьми, узнал распорядок дня, как они развлекаются, отдыхают, даже что едят. И мне подумалось, что если я напишу картину-портрет этих актеров, то смогу выразить большую заботу партии и правительства о людях, вышедших на пенсию»1.
В поздних воспоминаниях о художнике интонация чуть другая: «Они были так стары, что многие умерли, пока я их писал в картину. И этот, и этот. Пришлось мне многие портреты заканчивать по памяти. Много было и забавных эпизодов, и трагических, пока я работал над ней. Основная, можно сказать, профессиональная их страсть — объяснение в любви. Да, да, вот этих старых, старых людей. Один из стариков влюбился в старую актрису и преследовал её по всему дому ветеранов, ухаживал, проявлял внимание, предлагал ей руку и сердце. А чем все кончилось? А кончилось тем, что она мылась в ванной. Он (Отелло) зашёл к ней, пал на колени и продолжал признание. Она (Офелия) показала ему из ванной фигу и тут же умерла...»2.
Но шутки прочь. Часто считают, что интеллект не является для актёра необходимым: он ведь инструмент в руках режиссёра. Но всё не так просто, театральному актёру нужно концентрироваться несколько часов, а в кино возможен род ходячих кукол. Конечно, только этим спектр актёров кино не ограничивается. Но важно, что театральный актёр запоминает наизусть целую роль (это, безусловно, тренирует интеллект), а кино — искусство монтажа, и можно загружать в память всего несколько реплик, которые, если что, исправит озвучение. Тут грань, что проходит по линии театр–кинематограф, не говоря о том, что ум нужен для того, чтобы держаться на плаву в театральной труппе, которая по всем мемуарам выглядит, как банка с пауками.
Театральные актёры, достигшие определённого уровня известности, гораздо лучше сохраняются внешне. Причина та же: изображение состояния на минуту или две на съёмочной площадке и спектакль, в котором актёр общается со зрителем непосредственно, без монтажа и армии помощников. Второе требует куда большего усилия и тренировки.
В этих рассуждениях много зыбкой антистатистики. Может оказаться, что главный фактор в том, что актёр на пенсии не может найти себя. По стихам Беранже (песне Вертинского «Подайте ж милостыню ей!»), а также пьесам Островского, мы видим, что нищая старость актёра — архетип не только наших девяностых. В прежние годы вне сцены их навык был особо не нужен, гувернанткой бы бывшую актрису не взяли (а вот какую-нибудь художницу — может быть). Актёр не мог быть учителем в гимназии, а поэт — вполне. В общем, из творческих профессий актёр — самая рисковая в смысле перемены участи.
Или главным фактором окажется то, что в кино актёром стать проще, — да что там, компьютерные технологии оживляют даже мёртвых, а раньше хороший режиссёр мог оживить полудохлых актрис. И вот, лишившись этой инъекции оживления, они ускоряли свою смерть и заваливали себя мусором в своих однокомнатных квартирах.
Вряд ли это можно сказать наверняка. Но задуматься о судьбе, в том числе собственной, — стоит.