ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

...В той империи искусство картографии достигло такого совершенства, что карта одной единственной провинции занимала целый город, а карта империи — целую провинцию. Со временем эти несоразмерные карты нашли неудовлетворительными, и коллегия картографов создала карту империи, которая была размеров в империю и совпадала с ней до единой точки. Следующие поколения, не столь преданные изучению картографии как их предки, сочли эту пространную карту бесполезной и кощунственно предали её жестокостям солнца и холодов. Теперь в пустынях Запада ещё встречаются обветшалые развалины карты, где находят приют звери и бродяги. Других следов географических наук в империи нет. (Суарес Миранда, “Путешествия осмотрительных мужей”, т. IV, гл. XIV. Лерида, 1658).

Хорхе Луис Борхес, «О строгой науке». Перевод В. Дубина

Телевидение, которое вообще любит музыкальные фильмы, то и дело показывает оперетту «Вольный ветер». Это классический фильм 1983 года, с явленный во всю силу уходящим позднесоветским стилем. Иностранный портовый город, девушка Стелла с благородной в своей бедности матерью, таинственный красавец-матрос Янко, нехороший американец Стэн, на корабле которого вместо апельсинов оружие, и, разумеется, продажные полицейские. Всё как всегда в телевизионных опереттах — два пары, одна романтическая, другая комическая, благородные старики, негодяй и негодяйка, пение чужими голосами, цветопередача советского телевидения и пригожие девушки с лицами восьмидесятых в массовке.

Но я о скучном — о геополитике.

Дело в том, что произведения, пережившие несколько перемен политического климата, оказываются сундуками с множеством странных вещей — подобно тому, как на дачном чердаке обнаруживаешь портрет неизвестного с ромбами в петлицах, непонятное устройство «керогаз» и ножны без шашки.

А уж, казалось бы, в оперетте всё, кроме отсроченной свадьбы, — ненужный привесок.

Итак, действие «Вольного ветра» происходит в сороковые годы прошлого века, сразу после большой войны. Матрос-любовник приплыл из соседней страны и презрительно бросает докерам на тайной сходке: «Там война, там стреляют, а у вас тут курорт». «Да какой у нас курорт, ты что», отвечают ему, но моряка-революционера не проведёшь. При этом «Вольный ветер» написана Исааком Осиповичем Дунаевским в 1947 году (премьера случилась 22 августа) — имена либреттистов (их несколько) тоже известны.

Тогда в Европе тогда действительно воевали — в Греции шла настоящая гражданская война между коммунистами и монархическим правительством. Началась война в 1946-м и продлилась до 1949-го, когда в октябре греческие коммунисты объявили о прекращении огня и перешли границу с Албанией.

Понятно, что действие оперетты происходит в какой-то сопредельной стране с продажными (и тупыми) полицейскими, в которой американцы хозяйничают, как у себя дома. Главный негодяй неясной, впрочем, национальности, там зовётся сначала «Стан», а в поздней постановке — «Стэн». Сюжет построен на том, что в этой местности были немцы, и главный негодяй было ушёл с немцами, а потом вернулся и всех под себя подмял, хочет подмять и самую красивую девушку, но сердце её отдано моряку-бунтарю.

Из-за этих немцев я думал, что неназванная страна — это Югославия, с которой наше Отечество тогда так сильно рассорилось на несколько лет. К тому же Маричи, Янко, Фомы и Филиппы, пляшущие и поющие в этой оперетте, не похожи на итальянцев. Мне было не очень понятно, с чем ассоциировал место действия советский зритель

СССР разорвал дипломатические отношения с Югославией только в 1948 году, тоже в октябре. Этому предшествовало много событий, в том числе, февральское совещание о балканской федерации, и много других причудливых историй. Но то, что Дунаевский вставлял шпильку югославам загодя, на много месяцев раньше настоящего разрыва, мне кажется невероятным. Это было бы высоким предвидением искусства, и Дунаевского нужно было бы брать на службу в Комитет информации (Так, если кто не знает, называлась советская разведка в 1947-1951 годах).

Действительно, отношения стали портиться ещё в конце 1947 года, когда Тито стал сговариваться с Димитровым по поводу создания Балканской федерации. Но то, что Дунаевский имел своего агента в городе Бледа, где это происходило, как-то сомнительно. Понятно, что Сталин и так-то Тито не любил, а после этой истории не возлюбил в особенности, но разрыв отношений в 1948 году для многих был неожиданностью. А оперетта за неделю не пишется, не говоря уж о том, что для премьеры в октябре её задолго нужно вводить в репертуар, то есть подбирать актёрский состав и репетировать.

Я читал мемуары Джиласа (впрочем, кто их не читал), но что Джилас — есть воспоминания югославских офицеров, что учились в академии Фрунзе и счастливо жили со своими русскими жёнами. Одна красотка-актриса чуть не завела роман с Тито, ну или так потом рассказывала об этом. Короче говоря, для многих и многих будущий разрыв был вовсе не так очевиден — особенно в конце 1946-го — начале 1947 года. Политический стиль всегда инерционен (как и борьба с ним) — в архитектуре в особенности, но и в театре тоже. Там сложно выкрикнуть морскую команду «Поворот все вдруг», то есть скомандовать можно, но нужно время на перестроение.

Чтобы два раза не вставать, нужно отметить, что заказное искусство, то есть, произведения, поясняющие какую-то мысль власти, было всегда, а при Советской власти и вовсе сложилась некоторая традиция их создания. Товарищ Сталин был неглуп, при необходимости он позвонил бы Сергею Михалкову и попросил написать актуальную басню. Есть история с настоящим политическим заказом, как с повелением Константину Симонову написать пьесу (Это «Чужая тень» — в записи театра Ленсовета она и сейчас лежит в Сети — прошло довольно много времени: академика Парина (история о его научном «предательстве» была спусковым крючком госзаказа) арестовали в феврале 1947, а пьеса о предательстве в науке была представлена публике в конце 1949 года).

Итак, заказ должен был поступить зимой 1946/1947 года, но тогда такого заказа не было.

Разве что в готовую оперетту об итальянцах вставили имена Янко и Михась.

Но тут беда — Дунаевский нам об этом воспоминаний не оставил, а только он один мог бы разрешить вопрос. Надо сразу сказать, не дело приписывать либреттисту и автору музыки желание воспеть точные координаты (если его впрямую не попросили это сделать). Вполне возможно, он имел в виду нечто абстрактное, образ, носящийся в воздухе. Но это и есть самое интересное – движение воздуха.

Мы сейчас, подобно детям, нашедшим сундук на чердаке, перебираем непонятные предметы и пытаемся понять, что с ними делали наши предки. В частности, как воспринимался этот сюжет в момент создания.

И тут знающие люди подсказали мне отгадку: возможно, не новая Югославия имеется в виду, а Триест.

Триест — чудесное место, древний город, упомянутый ещё Цезарем в «Записках о Галльской войне» жил тогда своей жизнью между Италией и Югославией. После ухода немцев он оказался под контролем американцев и англичан (в то время, когда как раз цвела любовь Янко и Стеллы), а с 1947 года был так называемой «Свободной территорией Триест» под управлением ООН. В 1954-м территорию всё же поделили между итальянцами и югославами.

Это была хорошая версия.

Она объясняла, откуда все эти южнославянские имена у исполняющих зажигательные песни со сцены — Пепиты и Климентина. В старом фильме 1961 года действию предшествовала заставка «Вскоре после войны, в стране, не обозначенной ни на одной географической карте» — действительно, на послевоенных картах Триест значился не страной, а территорией.

Советское массовое искусство всегда было политическим, и, особенно если это касалось международных дел, очень выверенным.

Начнёшь в него всматриваться, будто в чужие вещи на дачном чердаке — обнаружишь много пожелтевших тайн и понятий, за которые в прошлые времена проливали кровь. А теперь они всего лишь след, тень между опереточных арий.